Книга Банды Нью-Йорка - Герберт Осбери

Такие видные последователи Пола Келли, как Джек Мак-Манус по прозвищу Сделай Их! и Луис Пиоджи, больше известный как Болван Луи, который, будучи еще безбородым юнцом, заслужил репутацию убийцы, тоже следовал моде с особой тщательностью; и даже Биток Эллисон, несмотря на свои размеры и недюжинную физическую силу, был щеголем. Эллисон обожал брызгаться духами, приготовленными парфюмером лично для него по рецепту, который держался в тайне. Испанец Джонни всегда одевался так, чтобы выделяться из общей массы, то же самое можно сказать о Киде Твисте и Ричи Фицпатрике, который был одним из близких помощников Истмена, и о выдающемся «гофере» Бритве Рили; он весил не более 45 килограммов, но компенсировал нехватку веса удивительной сноровкой в обращении с револьвером, дубинкой и огромной бритвой, в честь чего и получил свое прозвище. А Пол Келли, который к тому времени остепенился и стал вести честную жизнь, занимаясь торговлей недвижимостью и работая на профсоюзы, представлял собой отличный пример этого типа гангстеров. В качестве главаря «банды Пяти Точек» Келли обладал наибольшей властью, уступая только Монаху Истмену, но внешне был при этом щеголеватым, учтивым человеком и редко вступал в жестокие драки, хотя когда-то в юности был боксером легчайшей весовой категории, хорошо известным не только в своих кругах. Он более походил на банковского служащего или на студента теологического факультета, чем на гангстера, а его заведение «Нью-Брайтон» было одним из самых ярких дворцов греха в городе. В отличие от большинства своих сверстников Келли был достаточно хорошо образован. Он говорил по-французски, по-испански и по-итальянски, а его обходительные манеры с легкостью позволяли ему вращаться в относительно культурных кругах.

Рассказывают, что в «Нью-Брайтон» как-то зашла женщина под защитой детектива из главного управления, чтобы посмотреть на Пола Келли, который был упомянут в газете в связи с дракой гангстеров в общественном месте. Какое-то время они сидели среди воров и гангстеров, в буквальном смысле окруженные людьми, которыми кишели Бауэри и Чэтэм-сквер и были наводнены Чайнатаун и Ист-Сайд. Они же болтали со спокойным, интеллигентного вида человеком, который сидел за столом, когда они зашли. Он развлекал их около получаса рассуждениями об искусстве, а затем женщина и ее сопровождающий удалились. Когда они вышли оттуда, женщина посетовала:

– Жаль, что не получилось посмотреть на Пола Келли.

– Так это с Полом Келли вы и разговаривали, – сказал детектив.

– Господи! – воскликнула она. – Я думала, он будет выглядеть как бродяга из трущоб!

Но вот Монаха Истмена никто бы не спутал с банковским служащим или со студентом-теологом. Как по внешнему виду, так и по поведению Истмен представлял собой как раз олицетворение гангстера из кино. Его голова была круглой, как мяч, к тому же за свою бурную карьеру он приобрел сломанный нос, а уши его стали походить на цветную капусту. Совсем не добавляли ему красоты громоздкий, испещренный прожилками провисающий второй подбородок, короткая, бычья шея и обилие зарубцевавшихся шрамов как на шее, так и на щеках. Истмен всегда казался нестриженым, а еще свирепости и необычности его виду добавлял котелок, который был ему на пару размеров мал и помещался наверху непослушной и жесткой копны волос. Его в основном можно было встретить важно расхаживающим в небрежной одежде или сидящим, свободно развалившись, на условленном месте на улице Кристи, без рубашки, воротника и пиджака. Его хобби были коты и голуби – животные всегда, казалось, обладали притягательной силой для гангстеров; многие из них, отойдя от дел по доброй воле или по принуждению полиции, открывали зоомагазин, и дела их шли с неизменным успехом. Ходили слухи, что у Монаха Истмена было больше 100 кошек и 500 голубей одновременно, и, хотя все они были выставлены на продажу в его зоомагазине на улице Брум, редко когда удавалось кому-нибудь убедить Монаха Истмена продать-таки животное. Иногда он уезжал за границу с миссией мира, неся по кошке в каждой руке, в то время как еще несколько кошек ехало с ним под охраной. Был у него и огромный синий голубь, которого он приручил и который взгромождался ему на плечо, когда Истмен куда-то шел.

– Ну люблю я котят и птичек, – говорил Истмен. – А если кто-то будет над этим смеяться, то я из него выбью всю дурь-то...

Когда один журналист спросил Истмена за несколько месяцев до его смерти, сколько раз его арестовывали, гангстер ответил, что ему на это наплевать; а в полицейском участке сказали, что сбились со счета.

– Какое это имеет значение? – усмехнулся сыщик, который и выполнял эту неблагодарную работу. – Политики всегда добивались его освобождения. Он был самым ценным для них человеком во время выборов.

То же самое можно сказать и о количестве шрамов – их Истмен тоже не мог сосчитать. У него было по меньшей мере около дюжины ножевых шрамов на щеках и по всему лицу и еще большее количество на других частях тела. Монах хвастался, что в него так часто стреляли, что, когда он встал на весы, пришлось сделать скидку на пули, застрявшие в его теле. Поступив на военную службу в национальную гвардию Нью-Йорка, когда началась Первая мировая война, Истмен разделся для медосмотра, и врачи решили, что имеют дело с ветераном всех битв, начиная со сражения под Геттисбергом. Они спросили его, участвовал ли он в каких-либо войнах.

– О! – воскликнул Истмен, осклабившись. – Я участвовал в куче маленьких войн по всему Нью-Йорку!

За всю его карьеру у Монаха было два десятка кличек, среди которых – Джозеф Моррис, Джозеф Марвин, Эдвард Делани, Уильям Делани, но больше всего он был известен как Эдвард Истмен. Его настоящее имя, по-видимому, было Эдвард Остерман. Он родился в 1873 году в Бруклине в семье еврея, уважаемого владельца ресторана. Отец помог Эдварду, когда тому не было и двадцати, устроиться на работу в зоомагазин на улице Пенн, возле дома родителей. Но парень был неугомонным, и его совсем не устраивало денежное вознаграждение, которое приносил честный труд. Вскоре он бросил работу в магазине и уехал в Нью-Йорк, где взял себе имя Эдвард Истмен и быстро опустился на свой естественный социальный уровень. В середине 1890-х он стал широко известен как вышибала из «Нью-Ирвинга», и люди говорят, что он был еще более жесток, чем Мак-Манус Сделай Их!, который прославился, выступая в том же качестве в «Зале самоубийц» и «Нью-Брайтоне». Истмен приступал к своим обязанностям, имея большой нож в кармане, дубинку в набедренной кобуре и кастеты на обеих руках. Однако в случае крайней необходимости он мог работать очень эффективно даже с пивной бутылкой или куском водосточной трубы, чего ему, конечно, было все-таки маловато. Он был искусным боксером и грозным противником во время драки, хотя его рост не превышал 5 футов и 5 дюймов (164 сантиметра), а вес никогда не был больше 150 фунтов (68 килограммов).

За год Истмен разбил десятки голов и хвастался, что полусотне человек из тех, кого он почтил своим вниманием за первые шесть месяцев работы вышибалой, потребовались после этого услуги хирурга; он избивал людей так часто, что работники скорой помощи шутя называли травматологическое отделение больницы Бельвью «павильоном Истмена». Но Монах всегда был джентльменом и гордился тем, что никогда не ударил женщину дубинкой, как бы она его ни раздражала. Когда приходило время восполнить недостаток манер леди, он лупил ее кулаком в глаз.