Книга Откровения Екатерины Медичи - К. У. Гортнер

Я постаралась произнести это имя как можно более ровным тоном и ничем не выдала дрожи предвкушения, когда Бираго ответил:

— Он написал, что вожди гугенотов согласны воздержаться от дальнейших действий до тех пор, пока не услышат о последствиях эдикта вашего величества.

— А насчет нашего пожелания, чтобы он явился ко двору?

— Он пока не может этого сделать. Его жена по-прежнему тяжело больна, и он должен оставаться с ней.

Я прикусила губу, чувствуя, как мое воодушевление сменяется разочарованием. Как бы сильно ни хотелось мне увидеть Колиньи, иного ответа я ожидать не могла.

— Пусть будет так. Начнем без него. Как только прибудут вельможи, созови заседание Совета. Пора мне преподать Гизам урок, который они давно заслужили.

Я сидела во главе большого дубового стола, наблюдая, как в зал один за другим входят члены Совета. Я улыбалась каждому из них: коннетабль в ответ энергично кивнул, а монсеньор изобразил вкрадчивую улыбку. Его явно не радовало то, что он оказался в окружении стольких своих старых врагов, и все же он не был похож на человека, готового признать поражение.

— Монсеньор, где ваш брат Меченый? — спросила я.

— Он просил передать сожаления, однако счел своей обязанностью доложить парламенту о приготовлениях к похоронам нашего покойного короля.

— Вот как? — Я безмятежно улыбнулась в ответ. — Ему следовало бы вначале узнать, есть ли в том нужда. Я сама сообщила обо всем парламенту еще несколько дней назад.

Холеное лицо кардинала окаменело, благодушная маска соскользнула, обнажив укрывшегося под ней деспота. Будучи в первую очередь царедворцем, монсеньор развил в себе обостренное чувство опасности и сразу понял, что сейчас произойдет.

Прочие вельможи ждали. Бираго уселся около меня, держа в руках кожаный портфель.

— Я горюю о смерти своего сына Франциска. Господь счел уместным отнять его у нас и оставить эту страну с несовершеннолетним монархом, нашим новым королем Карлом Девятым. — Я сделала паузу. В горле у меня пересохло, и я глотнула вина, разведенного водой. — Чтобы выучиться искусству управлять, требуется время, а Франция, о чем вам, господа мои, известно, сейчас как никогда нуждается в твердой руке. Исходя из этого, я предлагаю вручить мне регентство до тех пор, пока Карл не достигнет совершеннолетия.

Я увидела, как обветренное лицо коннетабля озарилось неподдельным удовольствием: теперь он был отомщен за то, что Гизы изгнали его после смерти моего мужа. Другие вельможи сидели молча, казалось почти оцепенев, однако они меня не волновали. Тревогу мою вызывал исключительно монсеньор. Пускай я и загнала его в угол, однако он еще способен кусаться.

— Полагаю, ее величество сохранит нынешний Совет? — Кардинал презрительно скривил губы.

— Да, но с одним исключением. В надлежащее время к нам присоединится адмирал Колиньи.

— Нижайше прошу прощения, — промурлыкал монсеньор, — но разве он не еретик?

— Мой племянник достоин войти в Совет никак не меньше, чем все, здесь присутствующие, — проворчал Монморанси.

— Не это пробуждает во мне сомнения, — отозвался кардинал, — но его вера, противная нашей.

— Отныне решения принимаю я, — вмешалась я в их перепалку. — Колиньи войдет в Совет, когда будет на то одобрение короля.

Глянув на прочих вельмож, я не заметила на их лицах откровенного протеста. Хотя слухи и твердили о еретических воззрениях Колиньи, сам он пока еще не объявил открыто о перемене веры.

Монсеньор сцепил перед лицом длинные пальцы. В наступившем молчании Бираго достал из портфеля бумаги.

— Господа, представляю вам на подпись манифест о регентстве ее величества.

Несколько часов спустя я приступила к холодному ужину и уничтожила его до последней крошки. Сразу вслед за этим вошел Бираго. Лукреция прибрала со стола, а мы сели у камина.

— Госпожа, сегодня мы одержали победу, но это не означает, что нам ничего не грозит. — Бираго вытянул ноги к огню. — Мои шпионы сообщают, что Меченый даже не появлялся в парламенте. Он уехал в Шампань, в резиденцию Гизов Жуанвиль, где у него немало вассалов. Боюсь, он злоумышляет против вас.

— Ничего иного я и не ожидала. Ну да, по крайней мере Жуанвиль в неделе пути от Парижа. Гизы, они не смогут двинуть против нас армию без того, чтобы мы заранее не узнали об этом. Разве нет?

— Вы правы. — Бираго кивнул. — Шпионов у меня ничуть не меньше, чем у Гиза вассалов. — Он помолчал. — Госпожа, я знаю, что вы высоко цените Колиньи, но ввести его в Совет, возможно, не самое мудрое решение. Сейчас католические вельможи признают ваше регентство, поскольку больше не доверяют Гизам, однако они не будут столь сговорчивы, когда вероисповедание Колиньи станет достоянием гласности.

Повисла тишина. За стенами дворца надрывно стонал ветер. Бираго известно о нашей связи. В моих покоях безраздельно хозяйничала Лукреция; она видела, как я входила туда вместе с Колиньи. Я не винила ее. Она, должно быть, тревожилась за меня, хотела меня защитить и доверилась Бираго, который был моим советником.

— Колиньи обладает значительным влиянием на гугенотских вождей, — наконец выговорила я. — Нам понадобится их поддержка, чтобы воплотить в жизнь мой эдикт.

— Понимаю. — Бираго прямо взглянул мне в глаза. — И тем не менее должен просить вас, чтобы вы не доверяли ему всецело до тех пор, пока он не докажет, что достоин вашего доверия.

— Да, — пробормотала я, — конечно. Благодарю за прямоту.

Бираго ушел. Подхватив на руки Мюэ, я отправилась в спальню. Готовясь ко сну, я мысленно видела перед собой жилистую фигуру Колиньи, ощущала прикосновение его пальцев, зарывшихся в мои волосы, его губ, осыпающих поцелуями мои груди…

Той ночью я так и не уснула.

Рождество выдалось невеселым. Мария не прервала своего затворничества, и лишь скромный похоронный кортеж сопровождал нас в Сен-Дени, к месту упокоения моего сына. Потом я вернулась в Лувр, чтобы заботиться о Карле.

После Нового года кардинал, лишенный всех своих должностей, кроме места в Совете, принял приглашение участвовать во Вселенском соборе, который собирался в Риме, дабы обсудить распространение ереси в Европе. Я безмерно возрадовалась этой новости. Теперь, когда монсеньор отбыл на теологические прения, которые, я надеялась, продлятся не один месяц, а Меченый поднимал суматоху в Жуанвиле, я вольна была переделать двор по собственному вкусу и ввести новый распорядок жизни для Карла.

Как когда-то Франциск, десятилетний Карл был ошеломлен неожиданно свалившейся на него властью. Он засыпал меня сотнями вопросов, главным образом о том, насколько теперь изменится его жизнь.

— Я смогу ездить на охоту когда захочется? И с соколами тоже? — спросил он, когда мы стояли в его покоях, задрапированных алым и золотым.

— Конечно. Береги пальцы. — Во время разговора Карл скармливал кусочки мяса своему новому соколу, который восседал на жердочке у кровати; его прислала в подарок из Испании Елизавета. — Охота, в том числе и соколиная, — превосходное занятие, сын мой, но ты теперь — король. — Я отвела с его лба пряди спутанных темных волос. — Ты должен научиться править. Бираго станет твоим наставником; он изучал право во Флоренции, и от него ты узнаешь, как надобно управлять страной.