Книга Дьявол не любит ждать - Себастьян Фолкс

У него было несколько мгновений, чтобы перевести дух и подумать. Может быть, никто и не заметил, куда он подевался, но это было крайне сомнительно, потому что в данный момент перевал Геенны Огненной казался самым многолюдным местом во всей Персии. Бонд подозревал, что его отправили в это узкое ущелье в качестве отвлекающей приманки, в то время как остальные джипы пробирались севернее, более безопасным маршрутом, и должны были вновь встретиться у грузовика-вездехода. Теперь самым важным для Бонда было не потеряться в пустыне и каким-то образом вернуться обратно в логово Горнера. Иначе он ничем не сможет помочь ни Скарлетт, ни Поппи, ни Службе. Значит, надо искать возможности снова присоединиться к отряду Шагрена.

Вода доходила Бонду до пояса и была очень холодной. Он опустил в нее лицо и осторожно вынул осколок стекла из щеки. Затем разломил его на два маленьких кусочка, каждый длиной примерно по два дюйма, с острыми зазубренными краями. Оба кусочка он спрятал в нагрудный карман рубашки, который аккуратно застегнул.

Раздался пистолетный выстрел, и в воздух взметнулся фонтанчик воды, поднятый пулей. Кто-то стрелял сверху, от входа в канат. Бонд метнулся в сторону и стал пробираться вверх по течению — вброд по воде, текшей в сторону города с далеких горных ледников. Течение в этом подземном ручье было достаточно сильным, что заметно осложняло передвижение. Вскоре русло стало глубже, и Бонд попытался двигаться вплавь. Сделав глубокий вдох, он принялся изо всех сил работать руками и ногами, пока в легких хватало воздуха. Подняв голову, чтобы сделать очередной вдох, он понял, что проплыл всего лишь несколько ярдов. Позади него послышалось еще несколько выстрелов. По всей видимости, преследователи спустились в воду вслед за ним. Бонд стал уходить от погони, напрягая все силы и стараясь двигаться как можно быстрее, но вскоре с беспокойством заметил, что вода в подземном русле начала прибывать. «Такое возможно только из-за вмешательства человека», — подумал он. Никакой ледник в горах не начал бы внезапно таять гораздо быстрее, чем это происходило до сих пор, а значит, где-то в ирригационной системе имеются заслонки-шлюзы, которыми и воспользовались сейчас его преследователи: они либо перекрыли сток воды ниже по течению, либо открыли шлюз впереди. Какие-то механизмы регулирования подземного водотока наверняка существуют — он это понимал, но не мог ничего разглядеть в сплошной темноте.

Подняв руку, Бонд нащупал потолок туннеля буквально в нескольких дюймах над головой. Если вода и дальше будет прибывать, он просто утонет. Возвращаться назад, прямо в лапы вооруженных преследователей, у него не было ни малейшего желания, поэтому не оставалось другого выбора, кроме как пробираться дальше вверх по течению.

Двигаясь вперед, выставив руки перед собой, Бонд чувствовал, что вода поднялась уже до уровня его рта. Он нырнул и снова поплыл, надеясь найти какое-нибудь место, где потолок окажется повыше, чтобы можно было высунуть голову из воды и подышать. Вынырнув, он был вынужден сильно изогнуть шею, чтобы набрать воздуха в легкие. Дело принимало совсем скверный оборот: следующего вдоха можно было и не дождаться. Отчаянно барахтаясь, Бонд сделал последний мощный толчок руками в кромешной темноте туннеля. Вдруг левой рукой он ощутил какую-то совершенно другую субстанцию: воздух. В крыше каната был пролом; сопротивляясь потоку воды, Бонд ощупал его каменистый край и поднял голову достаточно высоко, чтобы можно было дышать. Узкая щель между камнями уходила вверх, образуя подобие лаза неправильной формы; вода все прибывала, и Бонд понял, что пытаться дальше пробираться вверх по течению не имеет смысла: здесь был для него единственный возможный путь.

Извиваясь всем телом и мысленно проклиная свои слишком широкие плечи, которые с трудом протискивались между торчащими со всех сторон каменными выступами, он стал ползти вверх по узкому лазу, подтягиваясь на руках и обдирая кожу на ладонях. Наконец он вытащил ноги из воды; теперь ему грозило застрять в узком проломе, края которого со всех сторон зажали его тело.

Дальше дело пошло еще медленнее: Бонд пробирался вверх буквально по дюйму. Руки и ноги у него были ободраны в кровь, а туловище изгибалось под какими-то немыслимыми углами. Имел ли смысл этот «альпинистский» подъем с использованием приемов, отработанных за миллионы лет червями и личинками насекомых? Бонд прикинул, что ему придется пробраться вверх футов на тридцать, причем вполне могло оказаться, что выход будет закрыт сдвинувшимися камнями или землей. Внизу по-прежнему слышалось журчание воды, и он решил, что если не сможет двигаться дальше вверх, то попытается соскользнуть обратно вниз и утонуть в ее холодных глубинах. Левое плечо, на которое он упал, когда его выбросило из джипа, отзывалось на каждое движение резкой болью, так что он не мог полноценно пользоваться левой рукой и продирался вверх, практически действуя одной правой.

Дюйм, полдюйма, еще полдюйма… Извиваясь и изо всех сил подтягиваясь на окровавленных руках, Бонд продирался сквозь толщу каменного свода, в которую в другой ситуации даже не попытался бы сунуться, понимая, что скорее всего застрянет, причем подведут его именно плечи. Бедро свела судорога, но он не мог даже пошевелиться, чтобы расслабить мышцы. Лаз, казалось, становился все уже, и Бонд ощутил, что ему не хватает воздуха.

Он уже давно свыкся с мыслью, что смерть рано или поздно настигнет его в ходе очередной операции; ведь служба есть служба, и неизбежность риска стала для Бонда чем-то привычным и даже, пожалуй, безразличным. «Поэтому нечего и теперь менять свое отношение к этому», — подумал он. Потом его сознание, затуманенное нехваткой кислорода, стало постепенно отключаться; мысли неожиданно перенесли его в вечерний Рим, в бар отеля, где миссис Лариса Росси так выразительно смотрела на него и так эффектно закидывала ногу на ногу. Он увидел эти ноги словно наяву — и еще ее рот, ее чуть вздрагивающие губы и как они впервые прикоснулись к его губам. И ее гладкую, словно светящуюся нежную кожу цвета светлого меда… и упрямое своенравие ее взгляда.

Бонд дернулся всем телом, скорее машинально, чем осознанно стараясь продвинуться еще хотя бы на дюйм в удушающей толще земли. «Похоже, начались галлюцинации», — подумал он. Надо же, он умирает, но не может думать ни о чем другом, кроме Скарлетт. Как она чуть нервно опустила глаза и сказала: «Моему мужу сегодня вечером пришлось уехать в Неаполь… Может быть, подниметесь к нам в номер: выпьем чего-нибудь, если вы не против?»

Бонд чувствовал, что легким все больше не хватает воздуха. Он что, влюбился в эту женщину? Но не слишком ли поздно задался он этим вопросом? От чувства безнадежности слезы потекли из глаз, смешиваясь с потом и кровью, покрывавшими лицо.

Он подсознательно старался не думать о приближающейся смерти, вытесняя эти мысли воспоминаниями о Скарлетт, сидящей в неудобном кресле с позолоченными ручками в номере его парижской гостиницы, о ее длинных, скромно скрещенных ногах и сложенных на груди руках…

Еще один, едва ли не последний вдох, затем выдох, обернувшийся хрипом. Бонд дернулся всем телом вверх в последнем смертельном усилии. Его руки раздвинули плотно спрессованный песок и землю, и вдруг он ощутил под пальцами пустоту… воздух. Отчаянно извиваясь, он пытался найти для ладони, повисшей в пустоте, точку опоры.