Книга Звездная сеть - Вадим Проскурин

– Ты так и будешь отсиживаться в чужих мирах?

– Нет, – ответил я, – не всю оставшуюся жизнь. Я так понимаю, фээсбэшники… ну, воины моего мира, скоро сами построят машину, которая будет определять, кто откуда прибыл, и тогда они найдут тех, кто за мной гоняется. Когда придет время, меня позовут, а сейчас возвращаться на Землю для меня самоубийство.

– Ты агрессивен, – заметила Эзерлей.

– Почему?

– Ты так радостно говоришь о том, что будешь воевать…

– А что мне еще остается? Всю жизнь бегать и прятаться? Я, между прочим, на них первым не нападал, это они за мной гоняются.

– Из-за чего они тебя преследуют? – спросила Эзерлей. – Только из-за того, что ты занял чужое тело без спросу? Ты ведь давно освободил его. Или они хотят тебя наказать?

– Не знаю, чего они хотят, – сказал я, – и, честно говоря, не хочу узнавать. Они ведь ничего не спрашивают, а сразу атакуют. Знаешь, как меня пытались убить в последний раз? Я лежал без чувств в реанимации, это такое место, где находятся те, кто при смерти, приходил в себя после операции, а кто-то из них вселился в тело той женщины, что за мной ухаживала, и ее руками дал мне яд. Я еле успел убежать.

– Странно, – заметила Эзерлей. – Они преследуют тебя за то, что ты занимал чужие тела, и при этом сами занимают чужие тела. Может, тебя преследуют какие-то другие существа?

Меня как будто кувалдой по голове ударили. В самом деле, с чего я взял, что за мной гоняется именно комитет защиты порядка? Некто, представившийся агентом Джеймсом Бондом, охотился за маньяком, у которого я отобрал самый первый терминал. Этот агент вселился в тело Ирочки, пытался мне угрожать, но когда понял, что я не тот маньяк, тут же ушел. Когда мы с Женькой и Павлом были на Вудстоке, кто-то вломился в мозг Вудстока, как хакер в компьютерную сеть, и убил Павла. Женька сказал, что этот взломщик был из комитета защиты порядка, он что-то говорил про эмпатию… Нет, не может быть. Я верю, что эмпатия позволяет понять, что перед тобой убийца, я и сам так могу, но чтобы определить, что этот убийца входит в комитет защиты порядка, эмпатии мало, нужна полноценная телепатия. Или на Вудстоке на Женьку напал тот самый Джеймс Бонд, а Женька его узнал? Жалко, что Женьку убили, теперь не определишь, как там все было.

Ну ладно, поехали дальше. Подстрелили меня бандиты из бригады Рогаленко, так что комитет защиты порядка тут ни при чем. На Оле комитетчики меня тоже не тревожили, так что подозрительным остается только последний эпизод, когда в кислородную подушку попал яд. Я тогда подумал, что это тоже происки комитета, но почему? Киллер вселился в тело медсестры, как Джеймс Бонд вселился в тело Ирочки, но на этом сходство заканчивается, а одного этого факта мало, чтобы увериться в том, что за мной охотится именно комитет защиты порядка. Впрочем, даже если меня преследует кто-то другой, от этого не легче.

– Что задумался? – спросила Эзерлей.

– Подумал, может, ты и права. Может, это и не комитет защиты порядка за мной охотится. Только это ничего не меняет.

– Как это ничего не меняет? – возмутилась Эзерлей. – Ты сам говорил, что не хочешь всю жизнь прятаться. Значит, тебе надо найти тех, кто тебя преследует, и либо договориться с ними, либо поубивать.

– И кто из нас агрессивный? – улыбнулся я. Улыбка получилась вымученная.

– Одно дело – драться просто так, для удовольствия, и совсем другое – когда припрет, – заявила Эзерлей. – Поехали лучше ко мне, обсудить твои проблемы мы еще успеем.

– Поехали, – согласился я. – А ты в курсе, что тебя переселили?

– Ничего страшного, – отмахнулась Эзерлей. – Личных вещей у меня все равно еще почти нет, а трехкомнатная квартира лучше двухкомнатной.

– А почему не четырехкомнатная? Одному нопстеру полагается две комнаты, значит, двум – четыре.

– Двум – три, – сказала Эзерлей. – Комнат столько, сколько людей, плюс еще одна гостиная.

Она встала и повернулась в сторону выхода.

– А расплатиться? – спросил я.

– Расплачиваться не надо, – ответила Эзерлей. – Пища бесплатная. Тут вообще почти все бесплатно.

2

Машина Эзерлей, о которой говорил планетарный компьютер, оказалась всего лишь велосипедом. Это был вполне узнаваемый велосипед, почти как земные аналоги, только вместо цепи у него был ремень, а коробка передач управлялась кнопками на руле, как в «Формуле—1». Эзерлей взгромоздилась на сиденье, я пристроился сзади, и мы поехали.

Пока мы сидели в тени, нам было прохладно, но стоило выйти из-под навеса, как солнце стало припекать. Нельзя сказать, что я сильно страдал от жары, но легкий дискомфорт ощущался.

Окружающий пейзаж напоминал курортную зону где-нибудь в Крыму или Анталье. Много деревьев с зеленой листвой, совсем как на Земле, бесчисленные лужайки, одни заросли высокой зеленой травой, другие были недавно подстрижены. То и дело взгляд утыкался в разбросанные там и сям маленькие серые домики, кое-где попадались и более крупные сооружения, то ли большие многоквартирные дома, то ли индустриальные здания, то ли развлекательные центры. Я спросил Эзерлей, и она ответила, что все здания на Блубейке строятся по типовым проектам и отличить жилой дом от завода по внешнему виду практически невозможно.

– А как же памятники архитектуры? – удивился я. – Ну, старые здания, которые построены очень давно, они очень красивые и все ими любуются.

– Может, где-то такие и есть, – сказала Эзерлей, – но я их не видела. Но я вообще мало что видела, все хочу попутешествовать, да никак не соберусь.

– А где ты работаешь? – спросил я.

– Нигде. На Блубейке почти никто не работает. Чтобы найти работу, надо учиться, а я даже не знаю, есть ли – смысл. Если из сотни коренных жителей Блубейка найти работу могут только четыре…

– А кто кормит остальных девяносто шесть? – перебил я Эзерлей.

– Пищевые заводы работают сами по себе… да и другие предприятия тоже. Есть мастера—наладчики, но их очень мало, меньше, чем заводов. Есть ученые, они придумывают новые вещи, которые потом будут делать на заводах, но ученых тоже мало. Чтобы стать одним из них, надо быть очень умным и много заниматься.

– Интересно, – протянул я. – Никогда не думал, что увижу коммунизм в действии.

– Что увидишь?

– Коммунизм. У нас на Земле есть теория, что можно построить идеальное общество, где каждый делает все, что хочет, и всем всего хватает.

– Здесь нельзя делать все что хочешь, – поправила меня Эзерлей. – Нельзя мусорить, нельзя употреблять наркотики, нельзя творить насилие.

– Какое насилие? Ты вроде говорила, секса тут нет.

– Я не это насилие имею в виду. Здесь вообще нельзя творить насилие. Нельзя обижать других, нельзя ругаться, нельзя приставать с разговорами, если собеседник не хочет разговаривать…