Книга Последняя роль - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прасковья — твоя бабушка? — поинтересовался Турецкий.
— Такая же, как ты — дедушка, — в тон ему ответила Дина. — Она здесь ни при чем. Я живу в этой квартире, пока плачу деньги.
— Сесть-то хоть позволишь? — спросил Турецкий, прищуривая колючие серые глаза.
Дина хмыкнула.
— Ничего, постоишь.
Александр Борисович кивнул на пистолет.
— Поосторожнее с этой игрушкой. Кстати, она настоящая?
— Вот нажму на курок, тогда узнаешь.
— Не на курок, а на спусковой крючок, — поправил Турецкий. — Курок взводят и спускают, но на него не жмут.
— Спасибо за бесплатную лекцию. Зачем ты пришел?
Александр Борисович вздохнул.
— Хотел тебя увидеть, — ответил он. — Заскучал.
— Не ври. Ты пришел, потому что тебе что-то нужно. И я хочу знать, что именно?
Александр Борисович помолчал. Потом медленно проговорил:
— Вчера вечером ты подмешала мне в коньяк снотворного. А пока я спал, ты вышла прогуляться во двор.
— Да ну? Что-то я такого не помню.
— Придется вспомнить. Во дворе ты была не одна. С тобой был твой приятель. Длинное пальто, кепка, трость в руке — импозантный старичок. Припоминаешь?
— Нет, не припоминаю. — Дина жестко прищурила золотистые глаза. — Но ты продолжай. Люблю слушать сказки.
— Во время прогулки, — продолжил Александр Борисович, — вы встретили Данилова. После короткой, но эмоциональной беседы Данилов остался лежать на земле с ножом в груди.
Дина слегка побледнела, но пистолет не опустила.
— Что ты на это скажешь? — поинтересовался Александр Борисович.
— Мне не нравятся твои фантазии, — холодно ответила Дина.
Она вздохнула и положила пистолет на тумбочку. Турецкий незаметно перевел дух.
— Полагаю, теперь я могу сесть? — поинтересовался он.
— Делай что хочешь, — устало сказала Дина.
Турецкий шагнул в комнату и сел на стул.
— Ну, вот, — сказал он. — А теперь ты расскажешь мне всё по порядку. Ты ведь намеренно запутывала следы, когда рассказывала мне о том, что Данилов перебивает номера на краденых машинах. Дело вовсе не в машинах? Так?
Дина посмотрела на него пристальным взглядом.
— Давай так, — сказала она, — сначала ты рассказываешь мне свою версию, а потом я тебе — свою. Если обе версии совпадут, ты победил. Но начинаешь ты, это обязательное условие.
— Не слишком ли много условий, девочка? — Турецкий усмехнулся. — Ладно. Моя версия событий такова. Узнав, что я пришел побеседовать с Давыдовым, ты каким-то образом сообщила об этом подельникам Данилова. Сообщила, намекнула — это неважно. Но ты спровоцировала их нападение на меня. Когда меня оглушили, ты воспользовалась ситуацией, чтобы познакомиться со мной. Этакая добрая самаритянка.
— Звучит неплохо, — сказала Дина и сложила руки на груди. — Дальше!
— Дальше ты втерлась ко мне в доверие и рассказала страшные истории о Данилове. О том, что он бандит, что он сумасшедший и так далее. Вместе с тем, ты использовала наше знакомство, чтобы пристальнее ко мне присмотреться и понять, исходит ли от меня реальная угроза.
— И?
— И, видимо, решила, что я для тебя абсолютно безобиден.
— Ты слишком высокого мнения обо мне, — заметила Дина.
— А ты обо мне слишком низкого. По крайней мере, была. Ты решила, что я обыкновенный болван, но на всякий случай решила избавиться от меня. А точнее, посадить меня за убийство Данилова. Таким образом, ты убивала сразу двух зайцев. Избавилась от нежелательного свидетеля и упекла меня за решетку. Но ты не слишком хорошо все просчитала. Всё произошло… неуклюже. Как будто тебе лень было тщательнее всё подготовить и обставить.
— Послушать тебя, так я какой-то монстр, — с усмешкой проговорила Дина.
— Так и есть, — кивнул Александр Борисович.
Девушка взглянула ему в глаза и вдруг сказала абсолютно серьезным голосом:
— Ты не знаешь всей правды. Ты вообще ничего не знаешь.
— Так расскажи мне!
Дина отвела взгляд.
— Почему я должна тебе рассказывать?
— Да потому что я хочу помочь тебе! Помочь тебе избежать тюрьмы. Но для этого ты должна очень сильно постараться. Убеди меня, что ты ни в чем не виновата.
Дина молчала. Казалось, она что-то обдумывает. Турецкий ждал, пока она заговорит.
— Катя работала в салоне «Феерия», — проговорила, наконец, Дина.
— Я в курсе, — сказал Александр Борисович. — Я уже был там.
— Это я подбросила тебе рекламку «Феерии». Я была в театре и видела тебя. На «Генрихе IV».
— Вот оно что, — пробормотал Александр Борисович. — Значит, это была ты? Вот почему мне показалось знакомым твое лицо. Значит, ты и есть ее таинственная подруга.
— Да. Катя не разрешала мне ходить в этот театр. В тот день, когда я увидела тебя, я была в «Глобусе» первый раз.
— Рассказывай дальше! — нетерпеливо потребовал Александр Борисович.
— Я боялась, что ты неправильно поймешь, но ты всё понял. Ты узнал, что Катя работала в «Феерии». И, скорей всего, ты уже знаешь, почему она это делала. Это — ее проклятие, ее болезнь. Только не подумай, что она шлюха.
— И не думаю.
— Катя появлялась в «Феерии» изредка. Когда было совсем уже невмоготу. Она пробовала принимать какие-то лекарства — транквилизаторы, седативные препараты… Иногда это помогало, иногда нет.
— Кого она встретила в «Феерии»? — сухо спросил Турецкий. — Кто ее узнал? Это был Прокофьев?
Дина покачала головой:
— Нет. Иван Максимович всё знал, Катя сама ему рассказала. Он любил ее и хотел ей помочь. Он даже предложил свести ее с врачом, которого он хорошо знал и за которого ручался. Но Катя отказалась. Она боялась врачей, как огня. Боялась, что ее объявят сумасшедшей. Хотя… мне кажется, что больше всего она боялась, что сама поверит в то, что сумасшедшая. Вы ведь знаете врачей. Они умеют убеждать.
Турецкий достал из кармана сигареты, вытряхнул одну на ладонь и вставил в рот.
— Кого она встретила в «Феерии»? — повторил он свой вопрос, вхолостую щелкая колесиком зажигалки.
Дина посмотрела на его безуспешные попытки, взяла с тумбочки свою зажигалку и выщелкнула язычок пламени. Посмотрела, как Турецкий прикуривает, и сказала:
— Ты ведь и сам знаешь, кого.
Александр Борисович выпустил изо рта облако дыма, прищурился и сухо произнес:
— Данилов?
— Да. Он выследил ее. До самой «Феерии». А потом ворвался туда и потребовал, чтобы она переспала с ним. Иначе он грозился всё рассказать Шиманову. Да и не только ему — всем!