Книга Последняя роль - Фридрих Незнанский

— А документ у вас есть?

— Есть, — ответил Александр Борисович, но доставать удостоверение не стал. Просто стоял и смотрел старухе в лицо. Смотрел прямо, честно, пристально.

— Ладно. Дай цепочку сдерну.

Турецкий тоже поверил старухе и убрал ногу. Дверь закрылась и почти тут же открылась снова.

— Входите, — сказала старуха и отошла, впуская Александра Борисовича в прихожую.

Он вошел, огляделся. Всё как и сутки назад. Те же затертые обои, та же идиотская чеканка на стене, тот же платяной шкаф с обвисшей дверцей.

— Так вам кого? — поинтересовалась старуха и поправила теплый платок на тощих ключицах.

— Вы хозяйка квартиры? — сухим, почти официальным голосом осведомился Александр Борисович.

— Ну да. Я.

— Кто с вами проживает?

— Со мной? — Старуха выпятила губу и нахмурилась. — Да никто не проживает. Одна я.

— Я вчера вечером заходил к вам, — сказал тогда Турецкий. — И здесь была девушка. Звали ее Диана.

— Девушка? — Старуха наморщила темный, покрытый крапинками старческих родинок лоб. — Ах, девушка! — Лицо старухи слегка прояснилось. — Ну да, — кивнула старуха тощей головой. — Была. Я иногда, пару-тройку раз в месяц, сдаю квартиру. На одну ночь. На это потом весь месяц и живу.

— Как сдаете? — помрачнел Турецкий. — Кому? Где?

— Да на вокзале. Выхожу с табличкой — «сдам квартиру на одну ночь». Подходит человек, везу его сюда, даю ключи, беру деньги, а сама ухожу ночевать к куме. А что? Неужто закон какой нарушаю?

Александр Борисович покраснел. Он был зол и растерян. Выходит, она его обманула. Эта девчонка его обманула!

— Вот и твоя Диана, — продолжила старуха. — Взяла у меня на вокзале ключи, дала деньги.

— На вокзале? — быстро уточнил Турецкий.

Старуха осеклась, подумала, качнула тощей головкой.

— Нет. Прямо во дворе. Я как раз к куме шла. Останавливает она меня и говорит: «Вы квартиру на ночь еще сдаете?» Я говорю: «А как же. А ты откуда знаешь? „А я, говорит, у вас как-то снимала. Давно уже“. Я говорю: „Вот оно что“. Ну, а дальше, как я уже рассказала. Она мне деньги, я ей — ключи.

— Во сколько это было? — спросил Александр Борисович.

— Часов в десять вечера.

«Как раз, когда мне дали по голове, — подумал Турецкий. — Интересное кино получается».

Старуха смотрела на него тревожным взглядом.

— А в чем дело-то? — спросила она. — Или девчонка натворила чего? Так я за неё не в ответе. Я ее и не помню совсем. Я жильцов не запоминаю. Да и зачем их запоминать? Сегодня встретились, завтра расстались. Так и с девчонкой этой. Я даже не помню, блондинка она была или брюнетка.

— Рыжая, — задумчиво сказал Турецкий. — Она была рыжая. Послушайте, бабуля, неужели вы впускаете чужого человека в свою квартиру и даже паспорт у него не забираете?

— Паспорт? — Старуха покачала головой. — Нет, не забираю. У меня тут и воровать нечего. А украдут — не велика беда.

— Необычный у вас подход, — заметил Александр Борисович.

Старуха усмехнулась, обнажив длинные, желтоватые зубы.

— Знаю. Вы, молодые, думаете небось, что старухи, вроде меня, за свою вещь удавятся. Но старухи не все такие. Вон и кума моя, когда человека на постой берет, паспорт у него не забирает.

— Ну, а данные? — с надеждой в голосе спросил Турецкий. — Данные вы из паспорта постояльца переписываете?

— А как же! — хмыкнула старуха. — Чай, не полная дура. Всё аккуратненько переписываю. У меня даже книжечка специальная для этого есть.

— Где? — крикнул нетерпеливо Александр Борисович. — Где книжечка?

Старуха нахмурилась, порылась в складках своего огромного платка, извлекла откуда-то крошечный блокнотик в синей обложке и протянула его Александру Борисовичу.

— Да вот он. Только с собой не забирайте.

— Не заберу, — пообещал Турецкий.

Он быстро пролистал книжечку, раскрыл ее на последней заполненной странице.

«Анна Павловна Каменкова, — прочел он мелкие, но вполне разборчивые синие буковки. — Г.Р. — 1982, пропис. г. Ужгород, Строительная, 45–32».

Александр Борисович развернул раскрытый блокнот к старушке и ткнул пальцем в запись.

— Это она?

Старуха, подслеповато сощурившись, ткнулась сухим носом в страничку.

— Она, кто ж еще?

— Когда она съехала?

— Сегодня в полдень. У меня — как в гостинице, — самодовольно сообщила старушка.

— Ясно. — Турецкий вернул старушке записную книжку. — А вас, извините, как зовут?

— Прасковья Алексеевна Панченко, — сообщила старушка, горделиво приподняв голову. — Не слыхали? — спросила она и сама себе ответила: — Нет, конечно. А когда-то мое имя знал весь город. «Прасковья Панченко — лучший голос области!»

— Так вы певица, — равнодушно произнес Александр Борисович.

— Была когда-то, — со вздохом отозвалась старушка. — Сейчас, конечно, уже не пою. Связки не те. Да и легкие.

— Понятно. Ладно, Прасковья Панченко, спасибо. И простите, что потревожил.

— Да ничего. — Старушка улыбнулась, отчего по лицу ее залучились морщины. — Желаю тебе поскорее найти твою Дину.

— Спасибо.

Александр Борисович повернулся и пошел к двери. Внезапно он остановился.

— Прасковья Алексеевна, — сказал он, обернулся. — Можно мне водички попить?

— А у меня только сырая, — улыбаясь, ответила старушка.

— А я не привередливый. Сгодится и сырая.

— Ладно, — нехотя согласилась старушка. — Ты тут постой, я принесу.

Прасковья зашаркала тапочками на кухню. Едва он скрылась за углом, Турецкий в мгновение ока добрался до двери, ведущей в спальню, и бесшумно ее распахнул.

— Ну, здравствуй! — сказал он и облизнул пересохшие губы. — Давно не виделись, правда?

— Как? — выдохнула девушка. — Как ты догадался?

— Она знала, что тебя зовут Дина. А в разговоре я называл тебя исключительно Дианой, — сообщил Александр Борисович, закрывая за собой дверь и прислоняясь к ней спиной.

Девушка усмехнулась.

— Досадная промашка, — тихо сказала она.

— Бывает и хуже, — сказал Турецкий, разглядывая рыжеволосую девушку, сидящую в кресле.

Дина сидела в кресле, положив вытянутые ноги на плюшевый пуфик. Она была одета в домашний халат цвета пожара. Она медленно подняла правую руку в которой был пистолет, и направила дуло его Турецкому прямо в грудь.

50