Книга Канцелярская крыса. Том 1 - Константин Сергеевич Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы говорили про «Йоханс и Йоханс», – осторожно напомнил Герти, изнывающий от нетерпения.
Мистер Шарпер мягко улыбнулся ему.
– Ах да, верно. Что ж, они обеспечили свой мыловаренный завод рабочей силой. Их рекрутские команды сновали где только можно, включая весьма недружелюбные Соломоновы острова, но набрали пару сотен полли. С каждым заключили контракт на пять лет. Знаете, кстати, как здесь принято обращаться с теми, кто желает досрочно расторгнуть контракт? Избивают в кровь и швыряют в яму на несколько дней. Здесь это в порядке вещей. Как бы то ни было, братья Йоханс начали варить мыло и варили его добрых три года. Честно говоря, в Новом Бангоре про них быстро забыли – мыловаренных компаний здесь всегда хватало, а «Йоханс и Йоханс» вдобавок обосновались на одном из дальних атоллов, куда и почтовые корабли-то раз в месяц заплывают. А потом…
Мистер Шарпер сделал интригующую паузу. Возможно, при других обстоятельствах она и была бы интригующей, но в данной ситуации Герти едва ее вытерпел.
– Что с ними сталось?
– …а потом их конкуренты стали замечать, что мыло компании «Йоханс и Йоханс» приобрело на удивление отменное качество. Все партии, что поставляли с атолла в Европу, отличались прямо-таки божественной белизной. Покупатели не могли этого не отметить, спрос на германское мыло поднялся, заказы посыпались как из ведра. А вот конкуренты всерьез задумались. Вроде бы братья Йохансы варили мыло из обычного сырья, что есть в этих краях, и никогда не могли похвастать особенным качеством. А тут… Видимо, решили конкуренты, это какая-то германская новинка, особенный мыловаренный секрет. Началась едва ли не паника среди производителей мыла. Неудивительно, деньги-то текут… Представитель «Лунного блеска» пообещал сто фунтов тому, кто выведает германский секрет, «Душистое с корицей» предложило сто пятьдесят, еще столько же обещали «Лорд Эстор» и «Белизна». Но братья делиться секретом не намеревались, более того, не отвечали даже на самые дипломатические и иезуитские послания. Тогда конкуренты, не выдержав, отправили на остров своего агента. Вынюхать проклятый рецепт. И что, как вы думаете, он там нашел?
– Не знаю, – сказал Герти, не задумавшись даже на секунду. – Просто представления не имею.
– Ничего не нашел. – Мистер Шарпер развел руками. – Атолл был пуст, завод стоял. Ни единой живой души на острове.
– Удивительное дело.
– …а вот на складе он кое-что отыскал. Несколько десятков человеческих костей. И обрывки одежды, что прежде принадлежала тамошним мыловарам. Инженерам, помощникам, самим братья Йохансам, между прочим…
– О господи! Каннибализм? – ахнул Герти.
Мистер Шарпер вновь поправил усы, добившись безукоризненной симметрии.
– Нет. Скорее, жуткий сплав нашей цивилизованности со здешними религиозными представлениями и моральными устоями. Дикари сварили из них мыло. Это была их ритуальная жертва, их прощальный дар великому божеству белых людей, «Уникальному, душистому, полезному для кожи противобактериозному мылу».
– Какой кошмар!
– Всего лишь сплетение различных культур. Полли, навсегда оставшиеся дикарями в душе, решили, что мыло – это жертва белых людей своим могущественным богам. Они же видели пиетет, с которым германцы относились к производству. И когда условия жизни на атолле стали для обслуги завода совсем нечеловеческими, начался бунт. Непродолжительный, как вы понимаете. Дикари намеревались сбежать с атолла, но, прежде чем сделать это, они принесли в жертву братьев Йохансов и всех прочих. Надеясь, что это задобрит белых богов и те не станут преследовать беглецов. Мыло это, кстати, очень хвалили в Европе. Просили прислать еще партию, да только братья Йохансы уже вышли из бизнеса. Зато нашлось дело для морской пехоты Ее Величества. Два месяца подряд они наводили ужас на полинезийцев, высаживаясь на островах и требуя выдать бывших работников мыловаренной компании. Кое-где чуть не дошло дело до настоящей войны. Шумная была история, полковник. Так что морская пехота – наш незаменимый инструмент в колониальной политике.
– А что же Стиверс? – поспешно спросил Герти, торопясь сменить тему.
– Уволился из морской пехоты в восемьдесят пятом. Сошел на берег, как говорят. До пенсии мистер Стиверс не дослужился, ходят слухи, что у него возникли разногласия с одним офицером. Офицер едва не лишился головы, а Стиверс счел за лучшее оставить беспокойную жизнь морского пехотинца и сделаться обычным жителем Нового Бангора.
– И чем он занимался на берегу?
– Организовал приют для малоимущих детей Святой Марии и собирал деньги на постройку церкви.
– Шутите! – вырвалось у Герти.
– Шучу, – произнес мистер Шарпер без улыбки, хотя в глазах его ровным светом зажглись две насмешливые искорки. – Он стал грабителем. Действовать наш мистер Стиверс привык решительно, а руку имел весьма тяжелую. Говорят, мог одним ударом сломать человеку шею. Сущий буйвол… Правда, в последние годы, слышал, перешел на рыбную диету, но данные эти не проверены и не достоверны. Орудовать он привык в Шипспоттинге и Лонг-Джоне, хотя его охотничьи угодья простираются, по слухам, едва ли не до Майринка.
– Значит, живет он где-то в другом районе, – вставил Герти весомо. – Опытные преступники никогда не орудуют там, где живут.
Секретарь Канцелярии вздохнул.
– Живет он, дорогой полковник, в Скрэпси, насчет этого у меня есть проверенная информация. Жаль, не знаю, где именно, а то отрядил бы туда целую роту его недавних коллег из морской пехоты… В Скрэпси сложно кого-либо ограбить по той простой причине, что там невозможно даже обнажить нож в подворотне – такого человека мгновенно грабят самого с целью отнять нож.
Герти улыбнулся. Но мистер Шарпер поднял на него глаза, и улыбка эта растаяла как щепотка сахара в стакане горячего чая.
– Вы это всерьез?
– На свете есть мало вещей, столь же серьезных, как Скрэпси. Это плохое место, полковник. Зловонный бубон[68] на теле Нового Бангора. Набухшая гноем некротическая язва. А живут там люди с черными душами, которые ходят под висельной петлей и более не боятся ни Бога, ни черта, ни даже Канцелярии. Тамошний закон быстрее и острее бритвы.
Про Скрэпси Герти уже доводилось слышать. Слово это произносили почти всегда полушепотом, как название неприличной болезни. Скрэпси не значился ни на одной карте города, но почти все знали расположение его невидимых границ. И старались их не пересекать, имея на то веские причины.
Еще в бытность свою постояльцем «Полевого клевера» и разглядывая город, Герти однажды едва не очутился там, сам того не желая. Привыкнув к тому, что Клиф вполне безопасен в светлое время
