Книга Огонь и ярость - Лиззи Принс

игры. Почему ты должна продолжать меня одевать? Подожди, какой ужин? — Боги, я надеюсь ради нее, что от нее не ждут, что она будет подпрыгивать каждый раз, когда Натаниэль щелкает пальцами и захочет, чтобы она кого — нибудь нарядила. Я удивлена? Не совсем. Это именно тот вид преференций, которые, по мнению Натаниэля и ему подобных, им причитаются.

— Натаниэль попросил тебя поужинать с ним наедине. Я должна подготовить тебя к этому.

Ларк бросает на меня жалостливый взгляд. Шафран издает звук отвращения из угла комнаты. Как раз в тот момент, когда я подумала, что дерьмовее быть не может. Мне уже следовало бы знать лучше. Все всегда может стать хуже.

ГЛАВА 31

РЕН

Как обычно, Эстелла превзошла саму себя. К сожалению, это все из — за Натаниэля Роджерса. Мой макияж сегодня мягкий и придает мне максимально невинный вид. Эстелла не знает, что такое «халтура», и оставила мои волосы распущенными, но добавила гламурные локоны. Все это особенно впечатляет, потому что мне не разрешили принять душ. Мне пришлось тереть подмышки и смывать кровь и грязь последнего испытания в крошечной раковине в ванной комнате, примыкающей к моей новой комнате.

Когда Эстелла показала мне выбор платьев, она продолжала извиняться, пока я не попросила ее прекратить. У каждого платья был глубокий вырез. Это был единственный выбор, который был предоставлен Эстелле.

Платье великолепно. Оно из блестящего черного атласа с тонкой бретелью, которая завязывается на шее, глубокий вырез ниспадает ниже груди. Юбка ниспадает до пола, но на бедре высокий разрез, который обеспечивает много движений. Без сомнения, Натаниэль хочет увидеть доказательства того, что я должным образом отмечена как его собственность. Шутки ради, я не собираюсь снимать эту повязку, поэтому линии гладкого черного платья портятся из — за пухлой белой марли, приклеенной к моей груди, и такой же, где застряла пуля. Раны от арматуры уже зажили, но под платьем их не видно, поэтому я не утруждаю себя накладыванием фальшивой повязки.

В восемь часов открывается дверь, и в комнату проскальзывает Грима. Его глаза блуждают по моему телу. От чего я чувствую себя грязной. У этого мужчины нет усов, чтобы подкручивать их, но, клянусь, он практически накручивает их от радости.

— Пойдем со мной, они ждут.

Мой взгляд устремляется к Эстелле и Ларк. Они? Я думала, это ужин с Натаниэлем.

Я следую за Гримой, предпочитая быть позади, но он продолжает замедлять шаг, вынуждая меня идти рядом с ним. Мои высокие каблуки стучат по блестящему черному полу, которым покрыт весь дом Натаниэля. Как кому — то удается жить здесь и не впадать в депрессию? Все такое темное и унылое. Все это место вызывает у меня желание закутаться в огромную толстовку и писать жуткие стихи.

Помещения для прислуги находятся дальше от основной части дома, чем я предполагала. Нам требуется несколько минут, чтобы добраться до той части дома, которую я узнаю по вечеринке, которую Натаниэль устраивал здесь. Грима провожает меня в столовую, но дальше не идет. Он жестом приглашает меня внутрь, издавая сквозь зубы ликующий смешок.

Я вхожу в комнату и останавливаюсь. Дело не только в Натаниэле. Зевс, Гера, Посейдон и Афродита — все они ждут меня.

Натаниэль и боги стоят свободным кругом, держа в руках напитки, и выглядят как старые друзья, наверстывающие упущенное. Этим вечером на них нет хитонов или традиционных одеяний Богов. Зевс и Натаниэль оба в костюмах. На Натаниэле галстук с его фирменным огромным узлом, но у Зевса первые несколько пуговиц на рубашке расстегнуты.

У Посейдона с одеждой все в порядке. Его льняные брюки кремового цвета слишком узкие и явно призваны привлечь внимание к его комплекции. На что я категорически отказываюсь смотреть. Его рубашка не менее приталенная. Это белая рубашка на пуговицах с синим принтом в виде ракушек и рыб, украшающим плечи. Кажется, у него застегнута только одна пуговица, потому что я вижу его пупок. Его светлые волосы песочного цвета струятся по плечам пляжными волнами, и у него соответствующая борода. Как и Зевс, он привлекательный мужчина, но в них обоих есть что — то отталкивающее. Или, может быть, это потому, что моя Фурия бушует во мне, крича, что все эти существа совершали ужасные вещи.

Гера и Афродита обе одеты в потрясающие платья. То, как они смотрят друг на друга и на меня, говорит о том, что идет соревнование по поводу того, кто выглядит лучше. Там, где у Афродиты ниспадающие светлые локоны, волосы Геры темны, как полночь, а кожа почти мертвенно — бледная. У нее острый подбородок, проницательный взгляд. В этой женщине нет ни грамма теплоты. Белое платье, которое на ней надето, могло бы быть свадебным, его мягкость резко контрастирует с остальной ее внешностью.

Афродита, с другой стороны, одета для греха в облегающее золотое платье, которое струится по ее коже, как жидкость. Ее длинные светлые волосы подобны шелковистому водопаду солнечного света. Это придает ей вид полностью надуманной невинности. Она может быть готова трахнуться в одно мгновение, но это не делает ее теплее, чем Гера.

— Почетная гостья наконец — то удостоила нас своим присутствием, — говорит Зевс, его голос звучит гулко и совсем не приятно.

Вероятно, существует протокол, которому я должна следовать в присутствии Божеств, но я не принадлежу к элите. Никто не учил меня приветствовать Богов. Зачем им это? Люди из моего района никогда не видели Богов вживую. Кроме того, я не хочу кланяться этим монстрам. Никто из стоящих передо мной людей не заслуживает ни капли моего уважения.

Итак, я стою там и жду.

— Она смущена? Она выглядит смущенной. — Афродита наклоняется к Посейдону, но не утруждает себя шепотом.

— Разве ты не знаешь, что должна делать, когда находишься в комнате с Богами? — Гера смотрит на меня свысока, ее голос такой же надменный и суровый, как и ее острый подбородок.

Я смотрю ей прямо в глаза. — Нет.

Глаза Геры сужаются. — Ты кланяешься. Ты опускаешь глаза и уважаешь тех, кто выше тебя.

Я не делаю ничего из этого.

— О, — это все, что я говорю. У меня практически кружится голова от моей Фурии, она гудит под кожей и готова вырваться наружу. Мы не кланяемся никакому Богу, особенно этим придуркам.

Пять пар раздраженных глаз устремляются на меня, когда звучит гонг. Черт возьми, зачем нужен гонг к обеду? Мы же не в