Книга Ангел Габриеля - Марк А. Радклифф

Он позвонил в дверной звонок трехэтажного особняка, выстроенного из красного кирпича. Раздавшийся звук был приятен для слуха: старомодный, такой, как и полагается. Джеймс не удивился бы, если бы навстречу ему вышел дворецкий.

— Джеймс! Джеймс Бьюкен, боже мой, что ты тут делаешь? Как очутился в наших краях?

Мэтью был одет в полосатую черно-белую рубашку для регби и мешковатые вельветовые брюки песочного оттенка. Даже в ту пору, когда «Собака с тубой» находилась в зените славы — последнее лучше произносить шепотом, чтобы не вызывать смех у добрых людей, — Мэтью отличался пристрастием к дешевому трикотажу и имел счет в строительной сберегательной кассе. По мнению Джеймса, в нем всегда было что-то от несостоявшегося школьного учителя. Но, кроме того, он был рубаха-парень, и Джеймс очень надеялся, что он с энтузиазмом отнесется к идее возрождения группы. Что касается Алисы, он не то чтобы вовсе не брал в расчет ее мнение, но просто не ожидал с ее стороны связных речей. Возможно, потому, что, когда видел ее в последний раз, она говорила крайне невнятно: то ли нос у нее был забит соплями, то ли рот какой-то едой.

— Хотел посмотреть, что в наши дни покупают те, кто выигрывает в лотерею.

— А, так ты слышал? На самом деле, немного обременительно. Но ведь все, что с нами происходит, — происходит не просто так, правда? А как поживаешь ты, Джеймс? Сто лет прошло с нашей последней встречи.

— Так и есть, Мэтт. Со мной все в порядке.

То самое неловкое молчание, которое могло бы наступить, разговаривай они по телефону, наступило быстрее, чем оба ожидали. Они стояли, внезапно охваченные смущением, не говоря друг другу ни слова, так, как это бывает только с мужчинами.

— Ну так что, Мэтт, пригласишь меня в дом или мне подойти к черному входу?

— Ой, прошу прощения, Джеймс, конечно заходи.

Таким образом, им удалось потратить с пользой еще несколько секунд, а наличие в доме обоев и комнат обещало новую тему для беседы, пока не настанет черед заговорить о группе «Собака с тубой».

Мэтью, как и большинство людей, которых Джеймс в последний раз видел в восьмидесятых годах, располнел. Собственно, он стал почти толстым. Он умудрился сохранить свою густую рыжевато-каштановую шевелюру, но, видимо исполняя условия сделки с дьяволом, обещавшим оставить ему волосы, носил очень странную прическу, словно прикрепил к голове степлером половинку лисьей шкуры. Еще он носил очки, в точности как у Джона Леннона.

Если снаружи дом выглядел просто большим, то внутри это был настоящий дворец. Широченная дубовая лестница, на которую можно было въехать на танке, терялась в огромном вестибюле с мраморным полом. Высокие потолки навевали мысль о том, что вы находитесь в шатре или в небольшой церкви, и какой бы вариант вы ни выбрали, все равно он предполагал либо дорогую мебель, либо ширь окружающих полей. Джеймс заглянул через открытую дверь в комнату, которую мог бы счесть семейной столовой, не будь та столь чертовски большой. Прямо перед ним, хотя и в некотором отдалении, находилась полуоткрытая дверь в кухню. До нее в коридор выходили еще три двери, наверное ведущие в гостиную, библиотеку или в домашний плавательный бассейн. Мысль о последнем привела Джеймса в мрачное настроение. Он сосредоточил взгляд на кухне. Внутри наблюдалось какое-то движение, слышались голоса, и оттуда доносился запах еды.

— Дорогая, угадай, кто пришел к нам на ужин? — крикнул Мэтью, а потом тихо добавил: — Ты ведь останешься на ужин, правда?

— Что ж, если я вам не помешаю, Мэтт, это было бы очень мило — в последнее время я довольствовался больничной едой.

— О господи! Ты был болен?

— Нет-нет, с моей подругой случилось несчастье: она попала в аварию. Пришлось, так сказать, заступить на дежурство.

— Я очень, очень сочувствую. Проходи-проходи. Может, выпьем?

Джеймс пошел вслед за Мэтью на кухню и по пути обратил внимание, что на его вельветовых брюках есть отвороты. Заметить что-либо еще он не успел, потому что, когда они вошли в кухню, Алиса развернулась, чтобы увидеть, кого Мэтью привел в ее дом.

Джеймсу сразу пришло в голову, что Алиса превратилась в самую красивую женщину, какую он когда-либо встречал в своей жизни. Та Алиса, которую он помнил, часто шмыгала носом, ее светлые волосы, обычно всклокоченные, обрамляли прыщеватое юное личико с чересчур круглыми щеками, — правда, у нее уже тогда была миленькая попка и хорошая грудь, небольшая и безукоризненной формы. Она производила впечатление долговязой, хотя была просто высокой. Возможно, она была даже хорошенькой, однако ему всегда казалась какой-то обдолбанной. Обычно она носила… джинсы? Он не мог вспомнить, что она носила. Он обращал на нее внимание, лишь когда она была уже без одежды или как раз раздевалась.

Теперь она всем своим видом говорила: «Конечно, можно поработать и моделью, но, пожалуй, я все-таки выше этого». В первую очередь он обратил внимание на ее кожу — по сравнению с ней все остальные люди казались покрытыми лишаями. У нее была очень приятная, немного шведская внешность, что казалось весьма странным, ведь она была родом из Кромера: ее волосы были золотыми, глаза — в которые он прежде никогда не заглядывал — зелеными и лучистыми. Она казалась богиней, и ему захотелось, чтобы она стала его женой.

— Тебе красного или белого, Джеймс? — спросил Мэтью.

«Я бы выпил любое, лишь бы из ее бокала», — подумал Джеймс и вслух произнес:

— Алиса?

— Джеймс Бьюкен?

На какой-то миг Джеймсу показалось, что она бросится ему на шею как к своему единственному, давно потерянному возлюбленному, каковым он себя вообразил, однако вместо этого она сказала:

— Ну, ты и постарел. Это что же нужно было с собой делать?

— Я стал старше, — произнес он, запинаясь. — Это случается. Ты выглядишь великолепно. Правда, очень хорошо. Как ты жила все это время?

— У меня все хорошо. — Она смерила его взглядом, в котором не отразилось ни малейшего намека на какое-либо чувство, и повернулась к маленькому человечку с сияющим лицом, сидевшему за кухонным столом. — Это Адам Олданак, наш пастор. Адам, это Джеймс Бьюкен, давний друг Мэтью. Джеймс, ты, возможно, слышал об Адаме. А если нет, то, скорее всего, скоро услышишь. Он наш духовный лидер, великий человек и, что для нас большая честь, добрый друг нашей семьи. — Это было сказано с безупречной, хотя и бездушной интонацией ведущей ток-шоу.

Джеймс, повернувшись, оказался лицом к лицу с худощавым человеком в сером в крапинку пиджаке и в черной рубашке поло. На шее у него висел массивный серебряный крест. Еще у него были усы, причем такой формы, которую Джеймс не видел с начала семидесятых годов ни у кого, кроме актеров, играющих в порнофильмах. Густые волосы, покрашенные в черный цвет, были зачесаны назад. Адам так и сиял лучезарной улыбкой. На вид ему было около пятидесяти. Джеймсу подумалось, что он похож на человека, которому хотелось стать одним из сыщиков-любителей экстра-класса,[97]но он вместо этого подался в религию. Пастор встал и протянул Джеймсу руку.