Книга Лайф не в Кайф - Лия Роач

Бьёт прицельно, выверенно, мощно. Как на тренировке. Без амплитуды, без размаха, коротко и точно. Если я правильно помню из своих недолгих занятий боксом в юности - отец настоял, но я им так и не увлекся, - такой удар называется джеб.

Толчин бьёт левой рукой, что становится для меня открытием. Мы почти неделю провели в тесном общении, а я даже не заметил, что он левша. Я догадывался, что он может ударить, даже был готов не парировать, не блокировать, а увернуться. Но и не успел, не почувствовал момент, да и дернулся бы по незнанию в противоположную сторону, то есть прямо на тренированный кулак.

Получить по морде неприятно, но я знаю, что это за дело. Толчин ждет ответки, а я некстати вспоминаю Макса с его намерением разобраться с ним. Вот бы его сейчас сюда, на разборки. Я гашу неуместную усмешку, и тут слышу звенящий голос Павла.

- Артём! Ты чё творишь?!

Скашиваю глаза в сторону и офигеваю от увиденного - отчим, которого я знал только как “вшивого” интеллигента, перемахивает через перила, как заправский паркурщик, и бросается между нами. Лицо решительное и злое.

- Вы что тут устроили? Другого места подраться не нашли?

- Мы не деремся, Павел. Артём просто показал мне хороший, безотказный удар. Вдруг когда-нибудь пригодится.

- Отпусти! Я хочу остаться!

Краем глаза замечаю движение слева - Стефания пытается увести сопротивляющегося Антона. А мама стоит, шокированная, испуганная, и с глазами, полными слез.

Мне её жаль, но я к ней не подхожу. Не сейчас.

Сзади тоже слышится какой-то шорох, но я не оборачиваюсь. Скорее всего, кто-то из команды прибежал на крик.

- Пожалуйста, папа, можно я останусь? - умоляет пацан, которому, конечно же, хочется быть в центре событий.

- Иди, Антон, - голос Павла звенит металлом так, что у меня во рту появляется характерный соленый привкус.

Хотя нет, это не от голоса. Это от удара распоролась о зубы внутренняя сторона щеки и теперь кровоточит. Кровь на вкус тоже отдает металлом.

- Удар показал, значит? А морда у тебя в крови - это для пущей натуральности?!

Я усмехаюсь и лениво пожимаю плечами.

- Не повезло.

Артем поднимает руку, и Павел сразу напрягается, но зря. Толчин лишь дважды похлопывает по ладони отчима, как жест, каким борцы уведомляют о сдаче в поединке.

Только он не сдавался.

- Не надо, Павел, отпусти. Ни к чему это. Я уже высказался.

- И даже не пояснишь, что это значит? Что вы не поделили? - снова повышает голос Адельштайн и спохватывается: - И почему ты без Агаты? Где моя дочь?!

- Я здесь, пап, - раздается несмелый голос Агаты.

Слыша его, я чувствую счастье и досаду одновременно. Досаду - из-за того, что она снова видит меня битым.

Но битый не побежденный, и я надеюсь, у меня будет возможность ей это объяснить.

Но в её сторону не смотрю. Как и Артем.

- Воропаев знает, за что получил, - говорит он, старательно игнорируя появление Агаты, но я видел, как он сильнее стиснул челюсти при звуках ее голоса. - Уверен, что знает. Судя по тому, что не пытается мне ответить и даже не защищается. А ни перед кем другим я отчитываться не обязан.

- Ты на моей яхте… - начинает наставительно Павел, но Толчин его перебивает.

- Я уже ухожу. Не смею задерживаться.

Обронив сомнительное в своей искренности извинение, он поворачивается, чтобы уйти.

- Толчин!

На зов отца уже бывшей девушки не оборачивается и без лишних слов покидает яхту.

Я перевожу взгляд на Агату.

Она смотрит на удаляющуюся неестественно прямую спину и дрожит всем телом. Я догадываюсь, что моя девочка плачет, и невольно подаюсь к ней, хочу обнять, защитить, утешить, но одёргиваю себя. Сейчас не время и не место, Воропаев.

И зрителей слишком много.

Шаги за спиной подсказывают, что на одного зрителя становится меньше - поспешивший на помощь член команды покинул театр боевых действий. Тактичность и невмешательство - первое, чему учат при найме на частную яхту.

Бросив еще один взгляд на застывшую у края палубы Агату, заставляю себя молча пройти мимо.

Вхожу в каюту, достаю из мини-бара лёд, как дверь снова распахивается, и за мной следом влетает зарёванная мама.

- М-м-марсель… - всхлипывает на высокой, почти истеричной ноте и начинает рыдать.

Горько, отчаянно, жалобно. И выглядит испуганной, жалкой, как маленькая, намокшая под дождем, птичка.

Я делаю шаг навстречу, мама хватается за мою руку, прижимается ко мне и, повиснув обессиленно, плачет навзрыд. А я пытаюсь вспомнить, видел ли когда-нибудь Софию такой, и не могу. Даже когда умер отец, она так не убивалась. По крайней мере, при мне. Сейчас она буквально сотрясалась от рыданий, упивалась ими. Так, наверное, плачут люди, потерявшие всё или всех. Я точно знаю, что для таких вселенских рыданий у нее повода нет, поэтому, чуть отстранившись, спрашиваю:

- Ты ведь не из-за меня ревешь? Не из-за плёвой царапины на лице?

Она мотает головой, одновременно пытаясь успокоиться, чтобы ответить мне. Я вижу ее усилия, но ей это удается не сразу.

- П… п… п-прости меня, Марсель!..

- Маааам, - тяну недовольно, но она мотает головой, давая понять, что не закончила, и я замолкаю, позволяя ей выговориться.

Молча подвожу к кровати, силой - она сопротивляется, но в и тоге сдается - усаживаю на идеально ровное, без следов примятости после моих ночных размышлений и беспокойного сна покрывало, и обнимаю одной рукой. Лед в мешке начинает таять и мокнуть, а рука мерзнет, поэтому я откидываю его на туалетный столик.

Еще какое-то время мама всхлипывает, рвано вздыхая, но, наконец, справляется с истерикой.

- Прости меня, сын, что вмешалась, влезла в твою жизнь со своими условиями и позволила этому случиться.

- Чему именно? - я так удивлен, что даже забываю ей возразить.

- Этой некрасивой разборке с Артемом, - мама смешно шмыгает носом. - Лучше бы он меня ударил. Это все моя вина…

- Чё за бред, София? - убираю я свою руку и встаю перед ней.

Когда я злюсь на мать, обычно называю её по имени.

- Почему вдруг ты решила, что виновна в этом, мама? Это не ты свела меня с Агатой, не ты толкала нас друг к другу. Наоборот, ты будто играла за команду Артема, запретив… - заметив, как на этом слове мама зажмуривается и под тяжестью вины втягивает голову в плечи, я спешу заменить его: - …попросив меня не торопиться быть с Агатой.

- И тем самым я породила… Ну ладно, не породила - продлила - ложь, притворство и несчастье собственного ребенка.