Книга Барышня-певица, или наследство польской бабушки - Мари Князева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Я постоянно голоден. Мне так хочется обнимать и целовать тебя, что не могу ни на чём сосредоточиться: ни на бизнесе отца, ни на программировании. Думаю о тебе, как одержимый, круглыми сутками..."
"Надо потерпеть ещё немножко, Гаяр... После свадьбы сможешь целовать меня круглыми сутками..."
"Очень заманчиво, но месяц я не выдержу. Умру от истощения)"
"Что же делать?"
"Ты можешь сбежать из дома ненадолго? Скажем, на час..? Может быть, Ева тебе поможет..."
Хитрец! Он уже знал, как моя младшая мачеха нам сочувствует. И что она на особом положении и её практически ни за что не наказывает муж, потому что слишком сильно любит. А я... из меня Гаяр буквально вил верёвки... Даже стыдно признаваться, но, похоже, я самая бесхарактерная и беспринципная влюблённая девица в мире. Я тону, растворяюсь в этом чувстве... и ни в чём не могу отказать возлюбленному.
Поэтому я иду к Еве и рассказываю ей всё как есть. Даже если она не захочет нам помочь, точно никому не разболтает о моей просьбе. За прошедшие годы совместной жизни я поняла: на неё можно положиться.
И вот что Ева придумывает: мы сделаем вид, будто учим английский, а тем временем я, переодетая служанкой, выскользну через чёрный ход из дома... и вернусь через час!
ГАЯР
Это было недостойное поведение с моей стороны. Если оценивать его трезво, ему нет оправдания. Но та гремучая смесь прелести Лайлы, её милого личика, восхитительного голоска и моих взбесившихся гормонов будто бы напрочь оторвали мне голову. Я под любыми предлогами сбегал днём из отцовского офиса, приезжал на ту улицу, где жила моя возлюбленная невеста, и проводил с ней несколько десятков минут, наконец чувствуя себя абсолютно счастливым. Я оправдывал себя тем, что это несправедливо - не иметь возможности обнимать и целовать девушку, с которой обручён. Мы ведь далеко не заходим - все прикосновения исключительно выше пояса, и даже её грудь я себе трогать не позволял. Тут, правда, причина была не только в благочестии, но и в милосердии к самому себе: мне и так непросто было переносить воздержание, в то время как вожделение буквально разрывало тело на куски.
На нашем первом свидании наедине мы даже поговорить не смогли - я напал на возлюбленную со своими телесными нежностями и не мог оторваться до тех самых пор, как начал звонить её телефон. Это Ева напоминала, что моей птичке давно пора возвращаться домой. Я целовал её щёки, скулы, губы, шею, руки. Нос, лоб, глаза - мой рот был ненасытен, снова и снова повторяя ласки по кругу. Губки Лайлы припухли, а щёчки алели, как розы. Она очень смущалась, хотя и отвечала - я чувствовал это! В ней пылал ответный огонь, обещавший мне сказочное наслаждение в ближайшем будущем. Но смотреть на меня моя птичка стеснялась...
На втором свидании, которое Ева согласилась организовать только через день (я негодовал! Вкусив наслаждение однажды, хочется увеличивать дозу, а не снижать её, но моя будущая тёща была неумолима), нам с Лайлой всё же удалось немного пообщаться. Это она настояла. Я чувствовал себя едва ли не более голодным, чем в первый раз, но моя любимая решительно отстранилась и прошептала:
- Гаяр, подожди! Ты так... съешь меня...
- Вполне возможно, моя принцесса! Как же ещё я могу утолить этот беспощадный голод?
Она сладко улыбнулась, но покачала головой:
- Позавчера ты... мм... слишком увлёкся. Ева ругала меня за это...
- Что ты имеешь в виду?
Она приподняла платок и показала мне... засос на своей тонкой изящной шее.
- Тысяча джиннов..! Лайла, прости, я не хотел... Похоже, я и впрямь веду себя недостойно.
Она опустила глазки:
- Ничего страшного... Просто, если мама заметит...
- Конечно! Это недопустимо. Ты права, мне нужно держать себя в руках.
- Честно говоря, мне приятно, что ты теряешь от меня голову...
Я улыбнулся, притянул девушку к себе и прижался своим лбом к её.
- Хочешь... - прошептала она тихо, - я спою тебе что-нибудь?
- Ещё как!
И она запела. Негромко, но очень мелодично, нежно, завораживающе. Даже будь она вдвое старше, некрасивее и с невыносимым характером, я всё равно влюбился бы в неё за один этот голос. Но мне повезло: моя Лайла молода (а на вид так и вовсе девочка!), мила и по нраву - сущий ангел. Я чувствовал, что мы будем очень счастливы в браке. Вполне возможно, что я больше никогда не захочу жениться, потому что вряд ли встречу ещё одну девушку, столь же прекрасную, как Лайла Насгулл.
Так прошли ещё примерно пять встреч. В промежутках между ними моя невеста, с помощью подруг, родственников и слуг готовилась к свадьбе. Примеряла платье, выбирала цветы, блюда и украшения, подписывала приглашения. Меня практически не привлекали к этим мероприятиям, потому что отец настаивал, чтобы я побольше внимания уделял его предприятию в преддверии медового месяца. Я старался не думать об этом времени, чтобы не возбуждаться слишком сильно, но всё равно порой предавался мечтам о том, как Лайла станет принадлежать мне безраздельно. Вовсе не о власти над ней я грезил, но о том, что исчезнут все внешние препятствия к нашему общению, и мы... ох, нет, лучше не представлять.
Держаться и терпеть мне помогали эти встречи наедине, но через полторы недели нужно было ехать в командировку по делам компании отца, на несколько дней, и в преддверии этого отчаянно хотелось увидеться с Лайлой. Однако Ева не смогла нам помочь в этот раз: муж Халиб забрал её куда-то с собой, и я буквально изнемогал, забрасывая свою невесту мольбами о встрече. Разумеется, приехал к ней открыто, но дома нам ни на минуту не давали остаться вдвоём. Я ушёл на взводе, не получив желанного, а уже в машине снова написал Лайле:
"Пожалуйста, выйди прямо сейчас. Хоть на пять минут..."
Она довольно скоро ответила:
"Хорошо", - и я замер в сладком предвкушении.
Минут через десять я увидел её на улице - как обычно, в костюме служанки и с корзинкой в руках. Выбежал навстречу, проводил до автомобиля, помог залезть внутрь. И набросился, как зверь. Терзал, сжимал и тискал. Лайла даже время от времени пищала, если я становился слишком несдержан. А ещё она каждую минуту шептала:
- Гаяр, мне надо идти... пожалуйста... если кто-то заметит...
Но меня обуяла греховная жажда, и гордость, и упрямство. И чувство собственности. Мол, отпущу, когда сам захочу. Моя... Как же стыдно об этом вспоминать! Но, сколь бы позорным ни было моё поведение, привело оно к ещё более бесславным последствиям: я увлечённо терзал губы своей невесты, когда в стекло кто-то постучал. Я вздрогнул и, моргая, выглянул в окно. Охранник Лайлы, Салих.
Он был вежлив, но его осуждающий, почти презрительный взгляд... Честное слово, вся моя гордость и упрямство испарились, как эфир. Мне стало так стыдно... Я поплёлся вслед за Лайлой и её телохранителем (не бросать же её на растерзание матушке одну!), отчаянно пытаясь сообразить, что сказать, чтобы не выглядеть в глазах будущей тёщи законченным идиотом и подлецом. Но слушать меня не стали. Зойра поджала губы, отправила дочь в комнату, изъяв телефон и велев переодеться, а меня попросила покинуть дом и не появляться в нём до свадьбы. И всё, больше ни слова. На мои жалкие попытки извиниться - только взмах рукой. Мда, печальное зрелище, учитывая, что мы с этой женщиной скоро станем родственниками на всю оставшуюся жизнь.