Книга Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев

* * *

В конце 1966 года, когда страсти вокруг торжеств улеглись, Павел VI предпринял еще одну попытку наведаться в Польшу – теперь уже на рождественские праздники. Эта настойчивость свидетельствовала о крайней заинтересованности первосвященника этой поездкой: она стала бы важным этапом в выстраивании восточной политики Апостольской столицы. Ватикану как раз удалось заключить конкордат с Югославией, годом раньше увенчались успехом переговоры с Венгрией (не помешало даже продолжавшееся заточение кардинала Миндсенти в американском посольстве). Папская дипломатия делала ставку на то, что правящие режимы в соцлагере уже не столь идеологически заточены, как раньше, революционный порыв уступает место национальным интересам, марксизм размывается патриотизмом, а значит, появляется пространство для восстановления утраченных позиций.

И вот – Польша. Самая многочисленная католическая страна советского блока, к тому же отмечающая большой церковный юбилей. Визит понтифика проделал бы солидную брешь в «железном занавесе». Ради такой перспективы Павел VI даже смирил гордыню, не став обижаться на весенний отказ Варшавы: игра стоила свеч. Мостить путь наместнику святого Петра в ноябре 1966 года прибыли главный архитектор восточной политики монсеньор Агостино Казароли и Анджей Дескур. Переговоры шли ни шатко ни валко, но заронили в Казароли надежду на благоприятное решение вопроса.

Однако внезапно разразился новый конфликт между епископатом и партией. На этот раз – из‐за семинарий: власти потребовали уволить десятерых ректоров, угрожая в противном случае закрыть эти учебные заведения. Общение секретаря епископата с Управлением по делам вероисповеданий обнаружило истинные намерения государства: переход семинарий под юрисдикцию министерства просвещения. Прелаты уперлись, возмущенные явным нарушением принципа отделения церкви от государства. Вышиньский созвал срочное совещание епископата. Прелаты были настроены по-боевому: Коминек предлагал обратиться к народу, а неукротимый владыка из Пшемысля Игнацы Токарчук вообще призывал поднять людей на забастовку. Возобладало, однако, мнение Войтылы: сначала просто уведомить паству о возникшей ситуации, а затем, если власть не пойдет на попятную, скрупулезно информировать о развитии конфликта, используя все более смелые формулировки.

Тем временем партийная верхушка столкнулась с неожиданной проблемой. Палки в колеса ей начали вставлять не только церковники, но даже и воеводские комитеты партии. Вместо четкого выполнения распоряжений ЦК они глухо саботировали антиклерикальные инициативы центра, как в этом, скрепя сердце, признался Клишко, выступая в мае 1967 года на заседании Комиссии ЦК по делам клира. Почему так происходило? Да потому что атаки на клир часто приводили к обратному эффекту: люди еще сильнее привязывались к костелу, в котором видели жертву репрессий – точь-в-точь как во времена разделов и оккупации. Даже в 1953 году, когда государство вело себя куда более бесцеремонно, высокопоставленный сотрудник госбезопасности сокрушенно отмечал, что аппарат «трудится без веры в успех»[389]. Что уж говорить о шестидесятых годах! В итоге вопрос, тянувшийся до лета 1967 года, разрешили компромиссом: епископат согласился пустить в стены семинарий проверяющие комиссии из минпроса, а власти отступили от требования смены руководства[390]. Однако визит папы в этой обстановке был снят с повестки дня.

Оставалась проблема конкордата. Пока епископат и партийная верхушка перетягивали канат, споря о семинариях, Казароли и Дескур успели еще трижды (!) посетить Польшу. Вышиньский с подозрением смотрел на такую активность ватиканских чиновников. Он боялся, что римская курия за его спиной договорится с Политбюро и пойдет на неоправданные уступки, жертвой которых станет церковь. По убеждению примаса, Казароли не понимал сути правящего в Польше режима. Будучи юристом, ватиканский дипломат верил в силу закона и не осознавал того, что в социалистическом государстве закон подчиняется власти[391].

Опасения напрасные: тот же Казароли уверял посла эмигрантского правительства Казимира Папи (который по-прежнему находился в Ватикане), что Святой престол будет обговаривать любой свой шаг с примасом. Эта информация, конечно, доходила до Вышиньского (не зря же Казароли общался с послом), но едва ли успокаивала. Как всякая авторитарная личность, глава епископата не видел вокруг себя достойных преемников. Он полагал, что если властям удастся его опрокинуть (а именно такую цель они ставили), это будет концом независимости церкви. Поведение Казароли не внушало доверия. Мало того что он совершил вояж по западным землям страны, пойдя на поводу у партии, так еще и встретился руководством лояльных режиму организаций католиков-мирян, в том числе с лидером ПАКСа Болеславом Пясецким, который до тех пор считался в Ватикане «персоной нон грата». Разумеется, все эти деятели не преминули открыть дипломату глаза на «реакционную позицию» главы епископата[392]. Даже «Знак», единственный приемлемый для Вышиньского вариант мирского католицизма в ПНР, на какое-то время отдалился от него из‐за «Обращения» к немецким епископам, а председатель клуба католической интеллигенции в Торуни вообще отправил письмо Павлу VI, где расписал симпатии примаса к идеологии эндеков и обвинил его в нежелании проводить церковную реформу[393]. Дошло до того, что ПАКС при участии одного из виднейших «знаковцев» Тадеуша Мазовецкого (будущего премьера) поставил во Вроцлаве памятник Иоанну XXIII – явно в пику «ретрограду» и «немецкому прихвостню» Вышиньскому (хотя Мазовецкий потом оправдывался, что был включен в оргкомитет без своего ведома).

Польские власти связывали определенные надежды с визитом эмиссаров из Рима. Не случайно они позволили им свободно перемещаться по стране и встречаться с епископами. Благодаря этому неожиданному послаблению Дескур вновь посетил Краков и увиделся с Войтылой, который не без гордости свозил его в Нову Хуту, где показал только что возведенную часовню.

Выделенный для переговоров с ватиканскими представителями заведующий Отделом науки и культуры ЦК Анджей Верблян ловко уклонялся от разговоров на тему конкордата, намекая, что сначала неплохо бы избавиться от Вышиньского. Кроме того, по его словам, было бы крайне желательно увидеть еще одного поляка облаченным в кардинальский пурпур. Разумеется, в этом качестве партия видела кого-либо из умеренных иерархов, дабы они усмиряли неистовство примаса[394].

В мае 1967 года эта просьба была уважена. Но когда Гомулка услышал фамилию нового кардинала, то немедленно закончил переговоры. Потому что выбор понтифика пал на Войтылу.