Книга Оборотень. Новая жизнь - Марк Даниэль Лахлан

– Любовь… – сказал Кроу.

И Харбард прочел:

«И леди поведала мне, что Зверь признался ей в любви, после чего бросил дитя и убежал».

– Кем она была? – спросил Харбард.

– Не знаю, – ответил Кроу, чувствуя, как ему на глаза наворачиваются слезы. – Я ничего об этом не помню.

– Таким образом, мы имеем зверя, чье сердце тает от любви. Теперь посмотрим, что обнаружил егермейстер, – сказал Харбард и продолжил чтение.

«Есть много качеств, необходимых охотнику на волков, но главное из них – удача. Без нее может потерпеть крах даже самый талантливый следопыт. Я был отличным следопытом и при этом удачливым человеком. Мой обход обителей колдунов и отшельников нельзя назвать плодотворным. В частности, несколько дней я не мог отыскать высоко в горах Севенны хижину одного из таких затворников, месье Шастеля, хоть мне и указали направление. Днем я бродил по холмам в поисках волчьих следов, но Зверь всегда оказывался в другом месте, и на хуторах и в селах, где я останавливался на отдых, я постоянно слышал рассказы о новых страшных убийствах. На третью неделю скитаний я наконец набрел на хижину, которая сначала показалась мне покинутой. Прохудившаяся крыша нуждалась в ремонте, перекошенные ставни были сломаны. Однако день был ненастным, погода в горах становилась все хуже, и поэтому я рад был любому укрытию. Видит бог, я бы ни за что там не остался, если бы не дождь. Внутри было темно и стояла ужасная вонь, которую я выносил с трудом; было похоже, что здесь уже несколько лет никто не живет. Я утвердился бы в этой мысли, если бы не кровь. Я сел и, почувствовав сырость, решил сначала, что всему виной прохудившаяся крыша. Однако, встав, увидел, что мои руки стали красными. Казалось, каждая поверхность в этой хижине была пропитана кровью. Я отшатнулся и уже готов был убежать, чтобы отдаться на улице во власть очищающего ливня, но тут заметил блеск золота. Уголок какого-то предмета виднелся сквозь неровные доски ящика, в который он был спрятан. Я сорвал несколько досок, и моему взору открылось женское лицо – похожее на лицо мадам Жув, но все-таки это была не она: эта женщина была кощунственно нарисована в образе Мадонны, нашей Святой Девственницы, Царицы Небесной. Я уже готов был разбить нечестивую картину, но вдруг почувствовал в убогой каморке движение воздуха. Я был там не один и вскоре услышал голос, низкий и надломленный, похожий на хрип умирающего, судорожно глотающего воздух. “Не оборачивайся, – сказал он, – ибо я не хочу причинять тебе вред”. Как хороший охотник, я всегда держал руку на ружье, которое было заряжено и готово к стрельбе. “Лучше позаботься о том, чтобы я не причинил тебе вреда!” – воскликнул я и обернулся. Если бы я ушел не оглядываясь, моя бессмертная душа и по сей день не подвергалась бы опасности…»

Харбард был похож на одержимого.

– Все, довольно! Вам известно, что произошло дальше, Кроуфорд. Знаете, что вы сделали? Вы попытались снять с себя проклятье, переложить свое бремя на плечи егермейстера, чтобы освободиться самому и жить дальше как человек. И каков же был результат? Вы сошли с ума и продолжили совершать убийства. Либо же это делал он. Посмотрим на свидетельства очевидцев. Иногда чудовище являлось в обличье волка, иногда – в образе безумного мужчины. Вы разработали какой-то метод контроля, какой-то способ предотвращать свою трансформацию и – более того – передавать свое могущество другим. Думаю, это как-то связано с теми камнями – камнем Дюбоска, по крайней мере. Если бы мы могли найти его или по имеющимся свидетельствам изготовить его копию, то… Вы думали о возможных последствиях? О том, что можно было бы совершить, если бы нам удалось обуздать ваши скрытые возможности и обратить их против врага? В вас попали, но вы остались невредимым, живете сотни лет, и, если все, о чем я подозреваю, правда хотя бы наполовину, вы могли бы стать самым опасным оружием из тех, которые когда-либо применялись на поле боя. Все, что я предлагаю, это…

Кроу покачал головой:

– Нет.

– Просто «нет» и все?

– Цена слишком высока.

– Она больше, чем поражение в этой войне с немцами?

– Немцы не выиграют войну, – сказал Кроу, – если, как вы утверждаете, в нее вмешаются Штаты. При условии, что на помощь Гитлеру не придут Советы, чего, думаю, все же не произойдет.

– Хотел бы я быть в этом уверен. Вероятно, вы высокомерно считаете, что вам не к лицу опускаться до наших проблем. Отсюда, видимо, такая индифферентность[34] с вашей стороны.

– Это не индифферентность. Сейчас эта страна является моим домом, и, таким образом, я испытываю по отношению к ней чувство долга. Вопрос упирается не в безразличие, а в возможности и в… вес.

– В вес?

– Сами подумайте: как мужчина весом в полторы сотни фунтов может стать волком, который тяжелее раз в десять или даже больше? Откуда взяться протеинам, необходимым для строительства тела такого существа?

Харбард выглядел озадаченным.

– Об этом я как-то не подумал.

– Ну а я подумал и пришел к неутешительным выводам. Но поверьте, мне абсолютно не все равно, кто победит в этой войне. Я переживаю за людей, и это для меня чрезвычайно важно. Это является залогом и условием моего собственного человеческого облика.

Глаза Харбарда округлились.

– Мне и в голову не приходило, – сказал он, – что это может быть связано… связано с диетой. – Харбард выпрямился на стуле, задумавшись о том, что следует из доводов Кроу. – А мясо животных не подойдет?

Кроу потупил взгляд, давая понять: нет, не подойдет.

– Итого полторы тысячи фунтов мяса. Человеческого мяса. – Только сейчас до Харбарда окончательно дошел смысл слов, сказанных Кроу.

– Говоря о том, что Волк в десять раз тяжелее человека, я назвал приблизительное значение, – вздохнул Кроу. – На самом деле, боюсь, оно может быть намного больше.

Харбард ошеломленно замер и надолго умолк.

В дверь постучали.

– Войдите, – отозвался Харбард.

– Пришли из полиции, дядюшка. Похоже, ваши преступления все-таки вас догнали?

Девушка находилась в том возрасте, когда юных леди переполняет ироничность; что бы она ни говорила, в этом слышалось подтрунивание или игривое лукавство. Кроу очень не любил смотреть на молодых, потому что сразу же начинал думать о том, что когда-то их сияние угаснет.

– Дорогая, мистер Кроуфорд – точнее, Эндамон – мог бы объяснить тебе, что единственными моими преступлениями являются спесь и тщеславие, а за такое полиция не арестовывает, – в противном случае суды были бы завалены работой.

Лицо Кроу оставалось безучастным, но он подумал, не за ним ли явились полицейские? У них не было оснований его задерживать, он не преступал закона. С другой стороны, в мире, где идет война, развешено много красных флажков, как во время облавы, – так что, может быть, он что-то и нарушил.