Книга Античные хроники - Валентин Леженда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, заливаясь горькими слезами, принялся Эдип рыть могилу собственной матери.
Агамемнон с Аяксом сидели рядышком на траве, думая об одном и том же. А не прикопать ли им вместе с телом несчастной и проклятого извращенца? Ясно было великим героям, как дважды два, что одним убийством дело не кончится. Поняли они, что путешествуют бок о бок с самым настоящим маньяком.
Но не тронули друзья тогда Эдипа, ибо за разворачивавшимися событиями ежечасно следило не знающее сна, всевидящее око Сауро… то есть, тьфу ты, всемогущего Рока.
Вырыл могилку Эдип перед самым рассветом. Похоронили великие герои безымянную красавицу и под покровом еще не рассеявшейся тьмы скрылись в неизвестном направлении.
Естественно, все, что произошло той ночью на постоялом дворе, не могло ускользнуть от внимания хитрого финикийца, который до конца жизни после той зловещей ночи заикался.
Трое маньяков, убившие фиванскую царицу, сбежали перед самым рассветом, и наутро заикающийся владелец постоялого двора показал охранявшим царицу стражникам место, где извращенцы зарыли тело несчастной женщины.
Стражники, сладко прохрапевшие всю ночь рядом с комнатой своей госпожи, совершили над могилой Иокасты ритуальное самоубийство, так как не выполнили они свой долг и навеки опозорили свои имена.
А горемычный одноглазый финикиец от ужаса всего того, что произошло на его постоялом дворе, бросился бежать куда глядел его единственный подслеповатый глаз, спотыкаясь об остывающие трупы телохранителей царицы и выкрикивая какие-то нечленораздельные словосочетания.
Горе и разрушение оставлял за собой злотворный Эдип. Воистину удивительна была его судьба. (Автор просит у читателя прощение за незапланированный всплеск черного юмора.)
Но все-таки будем придерживаться древних мифов, хотя правды в них с нос пресловутого царя Спарты Менелая.
Так уж волею всемогущего Рока получилось, что оказались наши скитальцы невдалеке от города Фивы.
Решили передохнуть великие герои на широкой дороге у подножия Парнаса, где сходились в тесном ущелье сразу три пути.
Очутившись около знаменитой горы, на которую мечтал воспарить за эдельвейсом каждый уважающий себя греческий поэт, могучий Аякс не смог удержаться от сложения высокопарных строк.
Правда, тему поэт выбрал не очень удачно.
От каждого произнесенного Аяксом слова Эдипа (которого с недавнего времени герои не иначе как извращенцем не называли) словно било молнией.
В переводе с древнегреческого эта элегия звучала примерно так:
Вот в один прекрасный день Содрогнулась Греция. Жуткого убийства тень Наползла на свет. Объявился вдруг маньяк В образе душителя. Нападал он в полутьме, Лишь придет рассвет…
В этот момент из узкого ущелья появилась запряженная белой лошадью колесница, в которой ехал седой, величественного вида старец.
Услышав странную песню, он остановился, дабы получше разобрать слова.
Аякс, заприметив нового слушателя, приободрился и загорланил пуще прежнего:
Нападал маньяк на женщин На несчастных, на бедняжек, Ночью в спальни пробирался И жгутом их всех душил. Получал он кайф от пытки, От убийства возбуждался, И в глаза несчастной жертве Он смотреть всегда любил…
И тут почтенный старец в дорогих одеждах как захохочет, даже лошадь шарахнулась.
Аякс, понятное дело, сразу петь перестал и очень агрессивно посмотрел на потешающегося слушателя, заподозрив в нем яростного противника высокой поэзии.
А старец продолжал смеяться, что в его возрасте было весьма опасно для здоровья — так и надорваться можно ненароком.
Но произошло непредвиденное, то, чего не ожидали ни Аякс, ни Агамемнон, ни сам веселый старикашка.
Доведенный элегией до опасной точки кипения, Эдип вскочил с земли и, вырвав из рук немного растерявшегося Аякса кифару, треснул ею потешающегося старика по голове.
Тут уж перепугался и сам бесстрашный Аякс.
Что же за чудовище они пригрели?
С тихим хрустом пробила смертоносная кифара блестящую плешь старикашки, который отошел в царство Аида с милой улыбкой на добродушном лице.
Не знал в тот момент Эдип, что убил он у ущелья собственного родного дядю Эфиальта, брата своего отца Лая, спешившего на быстрой колеснице в Дельфы, чтобы вопросить Аполлона, как избавить Фивы от кровожадного Сфинкса.
Оттащив труп дяди к обочине дороги, Эдип воровато осмотрелся по сторонам, ища, кого бы еще замочить. Но тут ему на голову обрушился кулак Аякса, и будущий царь ушел в небытие (нет, к сожалению, не умер. —
Когда Эдип очнулся, то увидел перед собой сидящих на походных сумках великих героев, хмурых и озадаченных больше обычного.
Аякс мрачно вырезал на корпусе своей кифары сто сорок первую зарубку.
Приподнявшись на локтях, Эдип осторожно посмотрел на обочину дороги.
Над бездыханным телом старика уже резвилась стайка зеленых мух.
— Так, — наконец произнес Аякс, закончив делать зарубку, — или ты, сатиров извращенец, немедленно объяснишь нам, зачем ты убил несчастного дедушку, или отправишься вслед за ним в долину Асфодели, став сто сорок второй зарубкой на моем музыкальном инструменте.
Выбор был не ахти какой.
— Я решил, что нам бы не помешала его колесница, — спокойно ответил Эдип, указывая на стоящий поодаль шикарный экипаж.
Агамемнон с Аяксом переглянулись.
— Ну что ж, — сказал Агамемнон, — вполне резонная причина преступления, но если ты еще кого-то при нас убьешь…
— То пеняй на себя-а-а-а… — добавил Аякс, многозначительно бренча на кифаре.
— Значит, не при вас мне убивать можно? — лукаво поинтересовался Эдип.
Великие герои снова переглянулись, но от комментариев воздержались, ибо уже единогласно решили прикончить Эдипа в самое ближайшее время.
Но, что ни говори, пригодилась им колесница несчастного Эфиальта.
Погрузились в нее путешественники — оба — и покатили с ветерком через ущелье в том направлении, откуда покойный старик ехал. А Эдип в наказание за содеянное сзади побежал, пыль от колес повозки глотая, так как уже видели в нем великие герои ходячий труп.
Вскоре на дороге им встретилась другая колесница, ведомая угрюмым молодым человеком, и обе повозки остановились.
— А где старейшина Эфиальт? — удивился молодой человек, с изумлением рассматривая колесницу старика.
— Я Эфиальт! — нагло заявил Аякс. — А ты кто такой?
Молодой человек еще больше удивился, но лишних вопросов задавать не стал.
— Я Акроней, сын Анабесиония, — ответил юноша, — спасаюсь бегством из Фив.