Книга Состояние свободы - Нил Мукерджи

– Милли, эй, Милли. Милли здесь? Это Сони.

Она старалась говорить не слишком тихо, чтобы Милли ее услышала, но и не слишком громко, чтобы не нарушить сон остальных. Однако загремевшая от стука цепь, висевшая на двери, и так уже разбудила всех в доме.

Повзрослевшее лицо Сони в лунном сиянии, с глубоко залегшими на нем тенями, имело мало чего общего с тем, которое помнила Милли. Они молча стояли и смотрели друг на друга, не зная, что сказать.

– Так поздно уже, да? – начала первой Милли.

Сони было нечего ответить, кроме очевидного «да». Они стояли в тени и смотрели в разные стороны, слыша, как в доме напряженно и настороженно притихла семья Милли – казалось, все они гадали, что произойдет дальше. Милли показалось, что она слышала, как кто-то двигает предметы, очень тихо и воровато – предметы, которые можно было бы использовать как оружие. Неловкое молчание между ними продолжалось. Время сделало их чужими.

– Из-за такой темноты не могу понять, как ты сейчас выглядишь, – слегка засмеялась Сони.

Ее смех не изменился. На мгновение Милли снова вернулась к тому времени, когда им было по шесть.

– Я тебя тоже не могу толком рассмотреть.

– Мне уже нужно уходить. Ты придешь завтра ко мне? Я буду на берегу реки. Не на том, что со стороны деревни, а на другом, прямо напротив места, где обычно проводят грэм сабха. Ты придешь?

Милли колебалась.

– Не бойся. С тобой ничего не случится, ты же со мной.

Милли никак не выдала истинной причины, беспокоившей ее. Позже, обдумывая эту встречу, Милли поняла, что только благодаря последним словам, которые сказала тогда Сони, словно прочитав ее мысли, Милли все-таки решилась увидеться с Сони на следующий день.

Стоял апрель. В четыре часа дня невозможно было находиться где-то, кроме как в тени. Река Банья была зеленой. В самом мелком месте можно было пройти по выступающим из воды камням, частично обнажавшимся во время засушливых месяцев. По другую сторону реки виднелись заросли, похожие на начало джунглей, но если пройти чуть дальше, то там были узкие тропинки, ведущие вниз к другой деревне. Цвела мадука, и красная почва то тут, то там была усеяна опавшими цветками кремового цвета. Милли удивилась, почему их до сих пор не собрали жители деревни, чтобы сделать напитки, или не съели олени и гульманы.

Но куда бо́льшим сюрпризом для нее было то, что она никак не могла связать у себя в голове внешность семнадцатилетней и восьмилетней Сони. Время стерло в памяти некоторые черты, но почему-то у Милли не укладывалось в голове, что стоящая перед ней девушка была повзрослевшей версией той восьмилетней девочки.

– На что ты так смотришь? – смеясь спросила Сони.

Снова этот смех, похожий на журчание прохладного зеленого ручья, бегущего сквозь камни.

Осталась ли в этом смехе и улыбке та девочка, с которой она когда-то дружила? Смогла бы Милли узнать ее в толпе в другом городе? Думала ли Сони сейчас о том же – что могла бы не узнать Милли?

– Знаешь, ты очень сильно изменилась, я бы не узнала тебя, если бы мы встретились где-то в другом месте, не здесь, – сказала Сони, будто побывав в голове у Милли.

Милли отметила про себя, что манера говорить и ощутимая легкость в отношении к жизни не покинули Сони.

– Я думала то же самое о тебе, – сказала Милли.

– Мне сказали, что ты сейчас живешь в таких больших городах, как Ранчи и Джамшедпур, что твои дела идут отлично. Ты заработала много денег? Вышла замуж за кого-нибудь из города? – Ее глаза горели от любопытства.

Милли трусливо отвернулась. Они по-прежнему были чужими друг другу, и она не знала, сможет ли их прошлое растопить лед между ними. Смогут ли они снова, как ни в чем не бывало, гулять по тропинкам между деревьями, которые защищали их от жгучих лучей солнца? Милли заметила, что не было никого из деревни, кто бы собирал здесь хворост или листья кенду. Будхува иногда собирал кенду, чтобы как-то увеличить доход от продажи катушек, но он жаловался, что не так хорош в этом деле, не достаточно проворный. Кроме того, по словам Будхувы, торговцы, которым жители продавали листья, должны были платить налог партии, что, безусловно, им не нравилось, и зачастую они его не платили. Поэтому торговцы с осторожностью относились к новым сборщикам листьев, так как подозревали их в сговоре с партией. Милли посмотрела на толстую, потрескавшуюся кору дерева кенду, на которой трещины образовали целую сетку, напоминающую иссушенную засухой почву. Не похоже, чтобы дерево было здоровым. В детстве она слышала, что в больших старых деревьях живут духи Бурубонга, Икирбонга, Чандибонга и многие другие, причем не все они были доброжелательными. У Лутхум Харам и Лутхум Бурия были собственные деревья сал. Она всегда хотела увидеть бонга на его или ее дереве, но, когда она в детстве спросила у мамы, где эти деревья, та лишь отмахнулась и ответила, что где-то в лесу. Отец Джозеф пытался развеять веру деревенских жителей в подобного рода вещи, но Милли покинула деревню еще до того, как он решил всерьез этим заняться.

Она вдохнула грудью этот знакомый запах зелени, солнца и раскаленной почвы. Мимо нее пролетела бабочка с яркими крыльями. Скучала ли она по всему этому находясь в Думри и Джамшедпуре или ей нравилось жить в городе, где ничего этого не было? Да, ей намного больше нравилось жить в городе, и Сабина скоро отвезет ее в Мумбаи. Милли хотела жить в крупном городе, а не застрять здесь, между рекой и лесом. Можно скучать по чему-то, но при этом совершенно необязательно стремиться вернуть те дни, когда это у тебя было. Возвращая прошлое и вновь приобретая то, что было так мило, неизбежно столкнешься с тем, о чем хотелось бы забыть.

– Почему ты стала такой тихоней? – засмеялась Сони. – Должно быть, это все из-за мужчины. Ну-ка, расскажи мне скорее.

– Нет, нет никакого мужчины, – смеясь ответила Милли. – Но я слышала, что ты теперь везде ходишь с оружием. Почему ты вступила в партию? Как такое могло произойти?

Это был тот вопрос, который стоял у Милли костью в горле, и она долго не могла его задать.

Сони не ответила.

Милли спросила ее снова, думая, что она не услышала.

– Тебя долгое время здесь не было, ты не знаешь, насколько ухудшилась жизнь в деревне, – наконец выпалила Сони. – Мы не сможем победить их, проголосовав на бумаге. Нельзя победить льва, когда у тебя игрушечный лук со стрелами.

Вокруг летали насекомые, образуя плотные облака в несколько дюймов, которые кружились в воздухе и то рассеивались, то снова концентрировались в одном месте. Висевшая на низком кустарнике паутина кишела маленькими паучками.

– Ты понимаешь? Выборы ни к чему не приведут, – сказала Сони.

Ее беспечность, заливной смех – все тут же исчезло. На их место пришли сосредоточенность и злоба. Если бы у красной почвы под ногами и апрельской жары было лицо, то это была бы Сони.

– Но ты-то почему вступила в их ряды? – спросила Милли. – Я думала, ты хочешь выйти замуж и уехать отсюда.