Книга Аргентина. Квентин - Андрей Валентинов

Бронзовый цветок зажат в руке. Пять тычинок, десять лепестков. Никто не останавливал, не мешал, не попадался навстречу. Словно эта дорога — для нее одной.

Девушка. Небо. Бронзовый цветок в ладони.

Лишь однажды путь преградил острый кладенец-луч. Рассек податливый воздух, полыхнул жарким огнем.

— Кто пустил? — рухнул с небес голос-гром. — Ее путь — в Джудекку, на самое дно.

— Заступники, — шепнул в ответ голос-ветер. — Заступники… Те, чью волю нельзя оспорить.

Громыхнуло над миром, луч обернулся стеной огня. Бронзовый цветок в руке налился горячим свинцом.

— Кто посмел? Кто?!

Ветер не знал страха. Закружил, набирая тугую силу, ударил в уши. Гром — против грома.

— Девушка, замученная и убитая на пороге юности. Рыцарь, которому прислали белые лилии.

Мухоловка слушала спокойно. Жизнь позади, смерть тоже. Лишь удивилась слегка. Рыцари — они в книжках и в старых соборах под каменными плитами.

…А еще рыцарей нельзя убивать. Легче умереть самой, улыбнувшись пуле, летящей в лицо.

И вновь удивилась, почувствовав внезапную и нежданную боль. Это билось ее сердце.

— Пусть идет, — громыхнуло где-то вдалеке. — Долог путь между Адом и Раем.

Стены больше нет, стих огонь. Только небо, только серебряная тропа.

Мухоловка шла дальше.

5

— Список! — Вальтер Первый, он же Линц, грозно потряс в воздухе мятой бумажкой. — А это — счет из магазина. Тушенка, сгущенка, шоколад, чай, кофе…

Бумажка номер два, тоже мятая.

— Треть твоя, Теннесси, две трети наши, — негромко, но твердо добавил Инсбрук-Грац. — Отдадим осенью, когда на работу вернемся, номер твоего счета я уже записал. Ты, гризли, глупый и добрый, а мы — умные и честные. Вечером приходи, какао выпьем. Мы его тоже прикупили.

С тезками Уолтер столкнулся в холле, возле входных дверей. Тореадор-швейцар грудью стал на пути двух небритых оборванцев. При виде постояльца подался назад, хоть и недалеко, всем своим видом демонстрируя недовольство. Выгнать — не выгонит, но дальше не пустит. Снежных людей положено разглядывать в бинокль, а не приводить в приличный отель.

— Приду! — твердо пообещал молодой человек. — Тренировка завтра в семь?

— И не опаздывай, малыш!

Ладонь по плечу — хлоп! Кулак в грудь — тыц!

Ближняя дистанция!

Хук в туловище — Первому, хук в голову — Второму. Без контакта, но очень близко. С ветерком.

— Ну ты и зверь, гризли!

…Гость уже прибыл — предупрежденный портье сразу кивнул на одно из кресел напротив, точно под огромной картиной: Эйгер-Огр во всей красе, масло, массивная золоченая рама. Уолтер взглянул мельком и ничуть не удивился. Из просмотренных фильмов молодой человек усвоил, что русские делятся на две категории, вроде помянутых Линцем индийских каст. Бородатый muzhik пьет мутный виски, играет на babalajka[58] и время от времени с гиканьем пускается в пляс. Bojarin же глядит на мир презрительным взором сквозь монокль, просаживает в рулетку миллионы — или играет в иную рулетку, русскую.

Гость был явно из этих. Монокля не имел, но смотрел кисло, кривил большегубый рот, дымя дешевой сигарой. Худой, узкоплечий, возрастом далеко за сорок, лицом же — точь-в-точь борзая собака, которую не кормили дня четыре. Костюм потертый, ботинки давно не чищены, из нагрудного кармана торчит мятый платок. Вместе сложить — карточный шулер из старой немой комедии.

Шулер звался Александром Н. Сиверсом — по крайней мере так было подписано письмо, которое Уолтеру показал шеф. Русский эмигрант предлагал продать уникальную рукопись, посвященную полярным исследованиям. Подробностями не делился, указал лишь место и время: Таймыр и Новосибирские острова, 1903 год.

Шеф велел рукопись изучить, оценить и приобрести за разумную цену. Но и держать ухо востро. Мало ли что творится в глубинах таинственной русской души?

Телеграмму в Лозанну, до востребования, молодой человек отправил из Милана. Вчера коридорный вручил ответ.

— Мистер Сиверс, как я понимаю?

Русского языка молодой человек не знал, обратился на родном американском. Гость понял, воздвигся во весь свой немалый рост. Вроде как борзую на цыпочки вздернули.

— О-о, да. Я есть. Добрый день. Мистер Перри вы?

Взглянул в упор, моргнул белесыми ресницами.

— Parlez-vous francais?

Теперь настала очередь Уолтера играть в гляделки.

— Может, по-немецки? — без особой надежды поинтересовался он. Гость встрепенулся.

— Слава богу! Я и надеяться не мог. Чтобы дикие американцы… Ох, простите! Я вовсе не вас, господин Перри, имел в виду.

Дикий американец взглянул сочувственно:

— А у меня еще и удар правой неплохой. На «хохе» у вас ничего получается, только гласные глотаете. Вы, пожалуйста, подождите минут десять, господин Сиверс, а я пока сбегаю в тамтам постучу.

Консультант с коротким именем Лекс ждал на втором этаже.

* * *

— Вы точно не шпион, Перри?

Лекс встретил его на лестнице. Руки в карманах, пиджак вразлет, в японских глазах что-то невнятное. То ли обидели, то ли обманули, то ли в человечестве разочаровался.

— Нет, — честно ответил молодой человек. — Но спрашивают об этом регулярно. А что, не с тем встретился?

Консультант вынул руки из карманов.

— Теперь даже не знаю. На террориста вы вроде не похожи… В общем так, Перри. В мае 1923 года в Лозанне, в ресторане гостиницы «Сесиль» был убит советский посол Вацлав Воровский. Судили двоих — Конради и Полунина. Ваш знакомец только чудом не стал третьим в этой компании. В последний момент сумел обеспечить себе алиби, весьма сомнительное, кстати.

— П-посла убили? — поразился Уолтер. — А он мне еще про дикарей говорил!

— Воровский был представителем СССР на конференции по мирному договору с Турцией и вопросу черноморских проливов. Дипломатический иммунитет и все, что полагается. Между прочим, этих типов оправдали, такое вот здесь правосудие. Александр Сиверс на нынешний день один из самых активных деятелей «Лиги Обера»[59]. Что это за контора, вам, Перри, знать не обязательно, но мой совет: будьте осторожны.

Лекс бросил в рот папиросу, достал зажигалку.