Книга Людовик XIV, или Комедия жизни - Альберт-Эмиль Брахфогель

— Что же… вы хотите… этим сказать? — с трудом проговорила она.

— Прочтите эти строки!

Король подал ей записку, которую держал в руках. В ней было написано крупными буквами:

«Тогда, шестого ноября тысяча шестьсот пятьдесят второго года, к вечеру, родился от Анны Австрийской мой сын, названный Мархиали.

Мазарини».

Королева дико вскрикнула.

— Это ложь, клевета!!! Он хотел только отвратить от меня ваше сердце!.. Клянусь вам Всемогущим…

— Не клянитесь, мадам. Одного вашего слова достаточно, чтобы я поверил вам! Теперь я считаю священным для себя долгом смыть пятно, которое он положил на вас! Этот Мархиали, которого осмелились назвать вашим сыном, должен умереть!..

— Умереть!.. — простонала королева.

— Вам, Кольбер, я поручаю это дело, — невозмутимо продолжал король. — Поторопитесь закончить его! Вы видите, как эта гнусная ложь тяжело влияет на ее величество.

— Остановись, бесчеловечный!!! — воскликнула королева и упала к ногам сына.

Стыд, отчаяние, любовь к этому несчастному существу, которое должно безвинно погибнуть, привели ее в состояние, близкое к помешательству. Она не помнила, что делала.

Злобная усмешка искривила губы короля.

— А! Так старик не лгал?! Мы были в этом уверены! Успокойтесь! Ваш сын не умрет! Кольбер, позовите сюда начальника полиции и Фейльада!

Кольбер поспешно удалился.

— Встаньте, мадам! — продолжал король. — Сейчас вы услышите распоряжение, которое мы сделаем по поводу Мархиали, остерегайтесь хоть одним словом или движением выказать ваши чувства! Одно неосторожное слово — и Мархиали погибнет!

Без слов, близкая к обмороку, Анна Австрийская едва имела силы, чтобы встать с колен и опуститься в ближайшее кресло.

Послышались шаги. В комнату вошел маршал Фейльад, а за ним — начальник полиции.

— Господа! — обратился к ним Людовик XIV. — Мы возлагаем на вас серьезное поручение. Немедленно садитесь на лошадей и в сопровождении пятидесяти вооруженных людей отправляйтесь в монастырь Святого Арнольда, где вы должны взять мальчика по имени Мархиали и препроводить его в закрытой карете в Тулон. Там вы сядете с ним на корабль и отвезете на остров Святой Маргариты, где сдадите пленника на руки самому губернатору, который к вашему приезду уже будет снабжен нужными инструкциями. Это поручение должно быть исполнено с величайшей таинственностью. Малейшая неосторожность может стоить вам жизни! Ступайте!

Маршал и начальник полиции удалились.

— Что с ним там будет?! — как вопль вырвалось из груди королевы.

— Он будет навсегда заключен в тюрьму, и железная маска скроет от людских взоров черты, напоминающие Мазарини и королеву Анну!

Глава VII. За кулисами

Торжественное, почти томительное спокойствие царствовало при дворе по смерти Мазарини. Его величество был невесел, неразговорчив, и все являлись такими. Но в то же время в тишине королевского кабинета кипела исполинская работа. Неделю спустя Кольбер, став доверенным лицом и первым секретарем короля, имел долгое совещание с его величеством и представил ему доклад о состоянии финансов во Франции, о грозном кризисе, ожидающем страну, если будут следовать системе барона Фуке, министра финансов. Вместе с тем он развил ему свой план податной системы и нового народного хозяйства. Людовик XIV был поражен громадным умом и гениальной находчивостью своего секретаря: он только теперь понял, какое сокровище он приобрел в этом тихом, резко-правдивом человеке.

Но серьезные государственные вопросы не наполняли всецело душу монарха. Он был молод, пылок, его сердце жаждало любви, наслаждения. Королева Терезия не могла соответствовать ему ни по уму, ни по внешности. Из всех женщин, окружавших его, герцогиня Орлеанская наиболее подходила к идеалу, созданному его горячим воображением. Понятно, что на нее и обратился весь пыл его страстной, юной души.

Но до сих пор стесняющее влияние кардинала и королевы-матери принуждало его к величайшей скрытности и сдержанности, теперь же, когда смерть освободила его от одного, а образ Мархиали сделал бессильной другую, он отбросил всякую сдержанность с прелестной герцогиней Орлеанской, открыто ухаживал за нею и нисколько не скрывал своих преступных замыслов. Чтобы скорее достичь своей цели, он прикидывался влюбленным в девицу Лавальер и выставлял ее перед целым светом как свою любовницу.

В начале мая траур по Мазарини кончился. Снова начались балы, маскарады, спектакли. Труппа Мольера приготовилась играть новую комедию. Шла репетиция. Все актеры собрались на сцене, в уборной остались только Мадлена и Арманда. Молодая девушка беспокойно ходила взад и вперед по комнате. Ее глаза были полны слез, грудь высоко поднималась, она была, видимо, в сильном волнении.

— Это подло, низко с твоей стороны! — говорила Арманда. — За что ты губишь мою молодость?

— Ах! Как ты глупа!

— Нет, я вовсе не глупа! Я докажу тебе, что со мной нельзя обращаться как с ребенком!

— В том-то и дело, что ты еще совершенное дитя. Неужто ты не понимаешь, что, не пуская тебя на сцену, мы заботимся о твоем же счастье, о твоей же пользе? Что мы хотим предохранить тебя от всех соблазнов, постыдных предложений, ухаживаний, которыми преследуют хорошеньких актрис? Неужто тебя не прельщает тихая скромная жизнь добродетельной жены и любящей матери семейства?

— Убирайтесь от меня с вашими добродетельными женщинами! Я хочу веселиться, нравиться, кокетничать! Я чувствую в себе талант и вовсе не желаю, в угоду вам, зарывать его в землю!

В эту минуту вошел Мольер.

— Что здесь случилось? Вы, кажется, опять поссорились? Арманда, ты плачешь?.. Ну как тебе не стыдно, Мадлена, вечно огорчать ее.

Арманда отошла к окну и громко всхлипывала.

— Ну так и есть, — проворчала Мадлена, — я всегда остаюсь виноватой. Ты бы сперва узнал, о чем она разрюмилась!

Мольер подошел к Арманде и любовно обнял ее.

— Сокровище мое, что с тобой?..

— Ей непременно хочется на сцену, — сердито отозвалась Мадлена.

— Ну да, хочу! А ты препятствуешь мне, потому что боишься показаться слишком старой рядом со мной, да и трусишь за твою любезную Дебрие, чтобы я не затмила ее.

Мольер стал серьезным.

— Дитя мое, Дебрие — такая замечательная актриса, которой нечего бояться неопытной дебютантки. Я не желаю, чтобы ты поступила на сцену совсем по другим причинам. Став актрисой, ты, разумеется, захочешь нравиться публике, а это покупается такой ценой, которая может сильно омрачить наше супружеское счастье!

— Ну так знай же, Батист, что я не хочу быть женой человека, который имеет так мало доверия ко мне и считает меня способной броситься навстречу первому встречному, кто лишний раз вызовет меня или поднесет подарок!.. И кто же это так думает? Тот, которого я с детства боготворила!.. Неужто, Батист, ты не видишь, как я люблю тебя?.. Неужто из-за глупой, бессмысленной ревности ты захочешь отнять у меня величайшее счастье — делить твою славу и величие?..