Книга Искра Зла - Андрей Дай

— …А повар у корчмаря жирный такой, словно хряк осенний. Он, небось, и за себя, и за хозяина отъедался…

— Что это за зверь такой? Ritterturnier? — выбрав паузу в сказе, тихонько поинтересовался я у Паркая.

— Немцы каждый год турнир воинский у себя проводят, — охотно отвлекся молодой княжич. — В основном риттеры — суть конники доспешные, силою меряются. Но и для мечников есть поля, и для лукарей. Хотя лук они оружием крестьян чтут, и вельможи в том состязании не участвуют. А так-то заречные шибко гордятся, ежели с призом оттуда уезжают.

— Вроде нашего, что ль, что на празднике Ветра?

— Да вроде того, — улыбнулся молодой воевода. — Только обычно три дня длится… Ну, и основное действо у них — конные бои. Так друг дружку копьями таранными колошматят, только щепки летят…

— А чего ж принц наш туда стремление имеет попасть?

— Гы, — не удержался Паркай. — За княжной белоликой и на край света уйдешь…

— Думаешь, в этом дело? — не поверил я. Ну, то, что Серафима прямо-таки купалась во внимании, оказываемом ей принцем — это очевидно. Да только я думал — дело в дружеских чувствах, возникших между ними, в то время как Ратомир в Аргарде зимовал.

— Может, и не только в этом, — кивнул княжич. — На Ritterturnier и князья, и короли не брезгуют заезжать. Самое подходящее место, чтоб судьбы решать. Мы с батюшкой лета три назад под Флер-и-Флер ездили. Так князь не так поединки смотрел, как с бароном Эмберхартом торговый договор обсуждал. Ратомир, коли славным королем хочет стать, должен с соседями дружить…

— Так пусть себе едет, — звякнул кольчугой на плече Варшам, вмешиваясь в наш разговор. — Время вроде спокойное. А там и всего делов-то — неделю туда, три дня там, да неделю обратно. Поди, и без принца-воеводы своего простоите…

— Пусть едет, коли желание имеет, — согласился с комендантом Паркай.

— Ратомир сказывал, в баронских землях много у кого погостить успел, — вдоволь насмотревшись на игру света и тени на лицах принца и княжны, продолжавших оживленно разговаривать, наконец выговорил я. — Если узнает кто… В Модулярах тоже охочие да славы турнирной есть. Наверняка к графу приедут…

— У Фанира дружины хватит командира нашего защитить, коли что. Да и мы без свиты не отпустим, — улыбнулся моим сомнениям Паркай.

— Та смерть страшна, что из-за угла да ядовитым, вишь, ножом из темноты, — одним взглядом стерев улыбку с лица молодого воеводы, пробурчал комендант. — Или стрелой каленой издалека. Тут, вишь, и дружина великая не поможет. Здесь-то, у нас, каждый новый человек на виду. А там гостей толпы будут. Пихнет кто-нибудь жалом, и спросить не с кого будет.

Кулак старого воина, сжавшийся чтоб вдарить по грубым доскам, так и замер нерешительно в вершке от поверхности стола.

— Этого-то как раз легко избежать, — розовый от похвалы Яролюбовой повести и от выпитого вина, причмокнул губами Парель. — На каждом Ritterturnier с полдюжины рыцарей есть, кто шлема боевого на людях не снимает и имени не объявляет. А уж сколько не своими именами называются — тех и вовсе не счесть. Славу-то и удачу за хвост далеко не каждый, юноши, ловить приезжает. Многие ценные призы жаждут, чтоб в звонкие монеты их обратить.

— Это как? — удивился Паркай, распахнув глаза, кажущиеся серыми в свете факелов.

— Множество чудесных вещей, мой юный друг, есть на белом свете…

— Да уж чего же здесь чудесного? А коли подлог откроется?! Это ж стыдобища то какая! Отцы от чад таких отрекутся, что стыдятся именем их называться…

— А-а-а! — сложил пальцы-колбаски на животе жрец. — Вот ты о чем. Так ведь по их правде, каждый из рыцарей в братстве общем состоит. И хвалятся, будто им не важны титулы и имена. Хотя… оно конечно… да…

— И что? — не унимался воевода. — Так и любой из этих твоих рыцарей и князем назваться может? Или принцем?

— Да тьфу на тебя, — огорчился кому-то-брат. — Еще чего не хватало. За это можно и головы на плахе лишиться.

— Значит, чужим именем можно, а князем уже нет? — все-таки уточнил Паркай.

— Ну да.

— И за ложь это не считается?

— Среди рыцарей — нет.

— И ты предлагаешь, чтоб и наш командир врать начал?

— Нет, ну почему сразу врать…

— А можно ли прозвище временное вместо имени сказать? — вклинился я в разговор.

— Многие и так поступают, — обрадовался поддержке Парель. — Есть воины славные, чьи прозвища более имен известны.

— Ну так надо Ратомиру такое, чтоб и враг запомнил, и врать не приходилось.

— Здорово! — тут же загорелся идеей Паркай. — Древним князьям орейским тоже прозвища давали. Множество правителей добрых у нас было, от отцов к детям. А в памяти — все одно прозвища остаются. Нешто мы такое командиру нашему не сочиним?

— Бедняга, — делано посочувствовал Яролюб, притянутый разговором с другого края стола. — Ты ж теперь спать не сможешь, все прозвания выдумывать будешь.

— Ха! — разулыбался Панкратыч. — Я выйду да отроков наших, что кабанчиков во дворе на кострах жарит, спрошу. Все скопом, да под меды хмельные столько прозвищ навыдумываем, всем воеводам хватит!

— Пожалуй, нужно помочь тебе выбрать самые достойные, — темноволосый дубровичец продолжал подначивать. — Чтоб потом не пришлось…

— Я присмотрю там за принцем, — выговорил я. Поймал вдруг себя на мысли, что уже не могу представить Ратомира, путешествующего без меня.

— Тебе-то это зачем? — предсказуемо удивился Яролюб.

— Сказывают, немцы и среди стрельцов чемпиона ищут. Следует глянуть, кого они там лучниками называют.

Именно это я и Ратомиру сказал. Утром, глядя в его удивленно распахнутые глаза. Командир, видимо, думал, мы станем спорить, уговаривать его подумать еще раз и не ездить. А вместо этого услышал, что вещи собраны, лошади оседланы. Доспехи готовы, укрыты кожаными чехлами от влаги и уложены в сумки заводной лошадки. Узду боевого коня, лучшего из тех, что были, крепко держал в кулаке Бубраш. И, похоже, никому не намерен был эту честь уступать.

— Сговорились? — фыркнул принц.

— Мы и прозвище тебе придумали рыцарское, — смутился Паркай. — Чтоб чужими именами не зваться, память предков попирая…

— И как же мне зваться, воевода?

— Победоносный.

— Как? — пуще прежнего удивился Ратомир.

— Победоносный, — теперь уже без особой уверенности в голосе повторил молодой воин. — Не по сердцу чтоль?

На звуки громоподобного смеха сбежалась половина войска. Посмеялись за компанию. Тут же и в путь-дорогу проводили.

Мост меня потряс. Длиной в целую версту и такой широкий, что две повозки легко разъехаться могли. Он был сложен из такого количества камней, что легко хватило бы выстроить вторую твердыню, равную Чудской. Шестнадцать огромных опор, каждая с небольшую крепость в виде голов исполинских баранов, держали каменную дорогу над водой. И на каждой площади, устроенной на опорах, возвышалась пара прекрасных статуй.