Книга Жмых. Роман - Наталья Елизарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да бросьте! На пылкого влюблённого вы не похожи. Здесь кроется какой-то тонкий расчёт… Кто эта крошка — дочь президента, племянница Папы Римского?
— Вы будете разочарованы: у неё не слишком выдающаяся родословная и совсем нет приданого.
— Вот уж кому-кому, а ей без приданого никак нельзя… Мне хотелось бы сказать, что основное богатство женщины — это красота, но боюсь, это не тот случай.
— Я видел много красивых женщин, я покупал их и торговал ими в таком количестве, чтобы раз и навсегда перестать считать красоту их главной ценностью, — задумчиво проговорил Гуга, рассматривая в сапфировой запонке солнечные блики; в последнее время его облик кардинально изменился: одежда стала всё более дорогой и респектабельной, плечи расправились, во взгляде появилась чопорность — по всему видно было, что он перестал изображать из себя мелкую сошку, интересно только, кем ему заблагорассудилось представляться в очередной раз: бизнесменом? потомком аристократического семейства? Для меня он был, как закрытая на ключ в нежилом доме комната с зачехлённой мебелью: содрав белые покрывала, под ними можно было увидеть всё, что угодно — от сломанных, источенных короедом стульев до императорского трона.
— И это говорит бывший сутенёр?.. Вы сами-то себе верите?
Сделав глоток, он посмотрел на меня поверх чашки долгим немигающим взглядом:
— Я верю лишь в то, что отныне, чтобы решить какое-то щекотливое дельце, мне не нужно будет взводить курок.
Как тихо и вкрадчиво он это сказал. Со стороны, наверное, мы выглядим, как два воркующих голубя.
— Господи, кто бы мог подумать, что такую бесчувственную скотину, как вы, может тяготить нечистая совесть!
Он метнул в меня волчий взгляд:
— Вас она не тяготит потому, что решение всех своих проблем вы всегда перекладывали на меня.
Так, так… сколько претензий сразу! Неужели, я, наконец-то, увижу его лицо без маски…
— Не всех, а только тех, с которыми вы справлялись лучше, чем я.
— Я справлялся со всем, что дурно пахло, и потому мои руки — в крови по локоть, а ваши — чисты, как у младенца, — какой величественный поворот головы: ни дать ни взять — герой шекспировской драмы: похоже, время срывания масок не наступило. — Не воспринимайте мои слова как упрёк, сеньора, я ни в чём вас не упрекаю: каждый из нас выполнял свою работу. Выполнял, как умел… Вы думаете, Бог ждал от нас чудес? Не ждал, иначе, он бы сделал из меня рыцаря, а из вас — святую. Но он этого не сделал. А коли так — ни мне, ни вам не в чем раскаиваться. Вопрос в другом. Старые методы устарели. Там, где раньше шли в ход клинок и наган, теперь сгодятся перо и чернила. Малютка Буэно показала старине Гуге, что ему пора на покой. Старина Гуга захотел завязать и стать джентльменом… Вам, дорогая Джованна, в своё время захотелось сделать то же самое, и вы избавились своего уродливого детища… Кто теперь вспомнит мадам из салона «Золото Пайтити»? Никто. Такой больше нет. А есть — уважаемая всеми в Рио сеньора, честная, скорбящая в своём святом горе вдова, заботливая и нежная мать.
— Очень смешно, Гуга!
— Я не иронизирую, отнюдь, я лишь хочу, чтобы вы поняли — право на репутацию есть не только у вас.
«Право на репутацию» — я не ослышалась? Ну и ну! Вот уж где шкатулка с секретом: литургия, медицинские осмотры, русский, динамит… Что за фортель он выкинет в следующий раз: заиграет на кифаре? пойдёт на войну добровольцем?..
— Ну, допустим, вы меня убедили… Должно быть, это в вас заговорило что-то старческое. Желание покоя и всё такое — это возрастные вещи… Но скажите: почему именно она? Вы наворовали у меня столько денег, что могли бы посвататься к дочери плантатора.
Он улыбнулся:
— Люблю сюрпризы. А что-то подсказывает мне, дорогая Джованна, что жизнь с этой юной леди будет нескучной.
— Да уж, с ней не заскучаешь, — согласилась я. — Одно не могу понять — на что вам сдалось моё посредничество? Идите к ней сами и сватайтесь.
— Хочу соблюсти все формальности.
— И как вы себе это представляете?.. «Здравствуйте, милейшая сеньорита Буэно, мой разлюбезный управляющий решил осчастливить вас весьма лестным для вас предложением…»… Чушь собачья!.. Вы не заставите участвовать меня в этом балагане! Я даже фамилии вашей не знаю.
— Весьма странно, Джованна, что вы забыли фамилию родного брата.
— «Брата»? Вы что, пьяны?!
Не сводя с меня глаз, он достал из внутреннего кармана пиджака какую-то бумагу и протянул мне. Хватило секунды, чтобы понять всё.
— Ловко! Похоже, я недооценила вас, Гуга… Или, пардон, сеньор Гильерме Антонелли, как вам заблагорассудилось себя величать…
— Когда вы уехали на свою чёртову фазенду и подвергли жизнь смертельному риску, мне пришлось прибегнуть к этому маленькому мошенничеству: не было никакой уверенности, что вы вернётесь живой, а пускать по воле волн дело, в которое я вложил столько сил, не в моих принципах.
— Наверное, в том момент такое решение было правильным. Но сейчас обстоятельства изменились.
— Изменились не только обстоятельства, но и моё отношение к вам, Джованна, — мне понравилось быть вашим братом.
— Кому бы не понравилось быть наследником такого громадного состояния…
— Других у вас всё равно нет.
— Нет, есть, Тереза… Кстати, что бы вы сделали с моей дочерью, если б меня, действительно, убили бунтовщики? Задушили подушкой?
И тут его прорвало, точно гнилую плотину во время наводнения:
— И у вас, бросившей девочку, как котёнка, на безмозглую горничную, которой самой ещё впору сопли подтирать, хватает совести называть её своей дочерью?! Да вы понятия не имеете, что значит быть матерью!.. Я чуть с ума не сошёл, когда она заболела, неделями сидел у её кровати, пока она не поправилась, а вы о ней за полгода даже ни разу не вспомнили!..
— Браво! — хлопнула я в ладоши. — Роль заботливой няньки сыграна безупречно… Не удивлюсь, если Тереза скоро станет вас называть «папой».
— Она уже меня так называет, — спокойно ответил он.
Видя, как он изящно подцепил двумя пальцами маленькую чашечку, я мысленно пожелала ему подавиться.
— Я заберу её, как только дострою фазенду, — безжалостно раздавив сигарету в пепельнице, проговорила я. — И даю вам слово — вы никогда её больше не увидите.
— Вы вернёте её самое позднее через месяц… Не надо лгать самой себе, Джованна, — вам не нужна эта девочка… «Моя дочь»… — с издёвкой передразнил он. — Что вас вообще интересует, кроме денег?!
— Только не вам читать мне нравоучения! На вашу систему воспитания я вдоволь насмотрелась в салоне. А что касается алчности, дорогой братец, то тут я вас и вовсе никогда не переплюну: такой аппетит, как у вас, ещё поискать!
Он неторопливо извлёк из портсигара сигарету: в глаза бросились два витиеватых вензеля на крышке — теперь-то мне было понятно, что означали буквы «Г.А.». Родственничек, чёрт тебя дери!