Книга Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

* * *

Я чувствую, как сейчас мягко вторгается Лала, – так было всю мою жизнь. Знания повсюду следуют за нами, как озабоченный друг, как настойчивый любовник. Это шум рассудка у нас в голове, и нам кажется, что мы понимаем, что он имеет в виду. Он хочет, чтобы наш слух не обращал внимания на то, что мы слышим, а глаза не верили тому, что видят. Он пытается приказывать нашим сердцам, кого любить и что ненавидеть. Когда знания становятся особенно назойливыми, они превращаются в безжалостного диктатора. Они жестоко обращаются с нами и требуют, чтобы мы так же вели себя с другими. Всего одна мысль может далеко увести от того, что заложено в нас природой, от чувства сострадания. Какая-нибудь одна идея может стать оправданием зверств. Легко сказать, что мы – это знания, отделенные от своей подлинной сути словами и смыслами, но не так-то легко по-настоящему осознать это и измениться. Конечно, это трудно, но вера в себя делает это возможным и даже неизбежным.

Многие годы я слышу, как слова Лалы звучат в голосах всех, кто меня окружает. Отправляясь в экзотические путешествия в края, совершенно не похожие на ту действительность, в которой мои ученики привыкли жить, они берут с собой свои знания – такие же громоздкие и тяжеловесные, как их рюкзаки. Они позволяют этим знаниям говорить от своего имени, спорить, пускаться в объяснения. Религиозные учения и мифология культуры ведут с помощью знаний войну идей до тех пор, пока ум не будет наконец готов сдаться. На нашей планете уже не осталось ни одного уголка, куда бы не проникли знания человека. Нужно стать путешественником нового типа, чтобы увидеть их, услышать в своем собственном голосе и изменить свое отношение к ним.

Как и любое другое место, Перу, страна, в которой до сих пор слышно эхо древних посланий и традиций, околдовано Лалой. Я чувствовал ее присутствие там, как и во всех моих путешествиях, и сейчас я радуюсь, что она по-другому слышит наши разговоры и видит себя в моих видениях. Я слышу, как внутри нее слова сталкиваются друг с другом, как они сталкивались внутри Мигеля, в конце концов разрушая собственные чары и начиная отражать великую щедрость жизни.

Человечество влечет к слову «чудо». Чудеса – это то, что мы не можем объяснить, – по крайней мере, так говорят нам знания. С точки же зрения жизни, чудеса – это явления, возникающие независимо от того, ожидаем и понимаем ли мы их. Из ничего вдруг появляется нечто – это происходит постоянно, бесконечно. Магия – это созидательная сила в действии, и печально, что своими человеческими силами мы способны к саморазрушению. Черная магия – это искусство наносить поражение самим себе. Мы отравляем себя осуждением и страхом, а затем заражаем этим ядом все живые существа вокруг. Чтобы исцелиться, нам нужна любовь к себе – белая магия, которая творит чудеса для видения человечества.

Идея силы лишает знания спокойствия. Мы видим, как это происходит в мире бизнеса и политики, и предполагаем, что в духовном мире все устроено так же. Мы исходим из того, что сила – это дар, которым обладают немногие незаурядные люди. Человек говорит себе: «Она-то может, а мы – нет. Он – избранный, я – нет. Он мастер, мне же этот путь заказан». Мы становимся мастерами того, чем не являемся и чего не можем. Мы позволяем овладеть собой убеждению, что у других больше силы, чем у нас, потому что мы не признаем собственную силу – свою истину. Для видения мира сила – это что-то мелкое, своекорыстное. С точки зрения созидания, сила бесконечна и бескорыстна.

Когда мы начинаем воспринимать себя как жизнь, меняются наши отношения со всем. Слова обычно произносят перед каким-либо действием, но они могут произноситься и одновременно с происходящим, как если бы друг с другом говорили две части уравнения. «Хотите услышать гром?» – могу спросить я. И вот гремит гром! И люди слышат его. «Хотите, чтобы все затянуло туманом?» Вот он! «Хотите, чтобы снова появились звезды?» Туман рассеивается! Замечательно! Что чему предшествует – вопрос или ответ? Они – одно и то же: и тот и другой исходит из одного живого существа. Намерением возжигается речь, и сила начинает действовать. Намерение – это жизнь, это ее поток, бегущий сквозь нас, и мы откликаемся на этот поток. Истина – не в нашей истории. Лучшие из наших научных уравнений – это не истина. Символы не могут заменить истину, но могут служить ей. Они могут указывать нам на истину, и когда они подчинятся, когда знания сдадутся тому, что не способны постичь, мы становимся орудиями намерения.

Войну идей выигрывает осознанность. Чтобы победить самоосуждение и страдание человека, нужна любовь. Придет день, когда центральной темой моего учения станет победа в войне. В те первые поездки в Теотиуакан и путешествия по местам силы в Перу я еще не говорил об этом. Тогда главным было помочь моим ученикам выбраться из ада. Важно было, чтобы они поняли, какой кошмар создали для себя сами и как можно наконец пробудиться. Они не видели, где выход из преисподней. Необходимо было изменить правила, должны были преобразиться их слова, нужно было успокоить внутренние голоса. Этим ученикам нужно было простить себя, стать к себе добрее. Им нужно было понять, что человеческое существование – это не просто шум и бестолковщина, что они тоже могут обладать мудростью. Они чувствовали, что через меня могут познать истину. В моей любви к ним они начинали ощущать собственную силу. Никто не мог привести их к Богу. В духовном смысле я мог только помочь им найти врата из ада и вдохновить их на то, чтобы им захотелось обрести то, что находится за этими вратами.

* * *

За ним последовали только три ученика. Остальные пошли другим маршрутом, и автобус поехал встречать их. Перед этим, когда все брели по пересеченной местности в поисках священных руин, дон Мигель свернул с тропы. Местный гид махал, чтобы они продолжали путь дальше, за ним, но группа заколебалась. Они видели Мигеля, стоявшего вдалеке на торчавшем из земли большом камне, но хотел ли он, чтобы все они пошли за ним? Они не были уверены в этом, так как он не подавал никакого видимого знака. Гид все звал их, и они один за другим возобновили свой путь по тропе, нагнали перуанца и, как прежде, пошли группой. Когда они кое-как перевалили через горный хребет и исчезли из виду, здесь остались лишь трое преданных учеников. Не отрывая глаз от далекой фигуры Мигеля, они начали подниматься к нему по холму, решив, что он их зовет и ждет.

Наконец эти трое добрались до него. Их шаман удобно расположился на плоском камне. Он приветствовал их, лицо его выражало интерес и радостное удивление. Размышлял ли он о том, кто последует за ним, кто выйдет за рамки ожидаемого поведения и покинет группу, где было безопаснее? Кто сглупил – они или все остальные? Гадать о мыслях Мигеля Руиса было любимым развлечением его учеников. Просто следовать своему внутреннему чутью и отказаться от ожиданий было недостаточно. Важно было понять мотив, который лежал глубже. Самая желанная награда для ума – смысл, Лале это было известно. Если когда-либо нахлынет цунами любви, чтобы уничтожить последние остатки бастионов реальности, смысл будет единственной надеждой для тонущего рассудка. Все должно что-нибудь да значить. Вообще-то, она тоже так считала, но понимала, сейчас этот подход вряд ли уместен. У Мигеля не найдешь ни закона, ни смысла.