Книга Лоуни - Эндрю Майкл Херли

Когда я вернулся в дом, я увидел отца Бернарда, который аккуратно перекатывал яблоки из подобия фартука, который он сделал из своей куртки, на стол. Он поднял глаза, когда я вошел, и бросил мне одно яблоко. Я успел вытащить руки из карманов и поймал его.

— Где вы их взяли? — спросил я.

— Во дворе, — улыбнулся отец Бернард.

— Здесь?

— Да. На всех яблонях полно яблок.

— Но как это возможно?

— Может быть, это ранний сорт, не знаю. Не хочешь съесть одно?

— Я не голоден.

— Как знаешь, — сказал священник и откусил от яблока, которое он предварительно обтер об рукав.

Сок потек у отца Бернарда по подбородку, и он подставил сложенную чашечкой ладонь, чтобы поймать капли.

— С Клементом все в порядке? — спросил я.

— А, да, думаю, да, — ответил отец Бернард, вытаскивая носовой платок. — Честно говоря, он не так много говорил.

— Как вы думаете, то, что он говорил, правда? — спросил я.

— О чем? О ведьмах и колдовстве? — уточнил отец Бернард, вытирая подбородок, и взглянул на меня со слабой усмешкой: — Ну, ты что, Тонто?

— Он, тем не менее, выглядел напуганным, — возразил я.

— Послушай, — вздохнул отец Бернард, — я не знаю, что там за дела между Клементом и остальными. Скорее всего, никаких дел. Я не представляю, с чего это вдруг они взялись запугивать его или нас подобным образом. Но совершенно очевидно, что они следят за нами, и, думаю, твоя мать и мистер Белдербосс, возможно, правы. По всей видимости, нам лучше с ними не связываться. На твоем месте я бы держался подальше от них и от Стылого Кургана.

— Может быть, нам стоит уехать, преподобный отец, — сказал я, пользуясь возможностью заронить эту мысль ему в голову в надежде, что она даст ростки до того, как Паркинсон нанесет нам очередной визит. А как только мы окажемся в Лондоне, они могут делать с «Якорем» все что угодно. Что до меня, то пусть хоть сожгут его дотла.

— Знаешь, Тонто, — пробормотал отец Бернард, — между нами говоря, я до того вымотан, что сегодня же вечером уехал бы отсюда, но тогда весьма вероятно, что завтра я окажусь без работы. К тому же ты разве не хочешь отвезти Эндрю в обитель?

— Наверно.

— Ну и вот. Нам придется довести это дело до конца.

Дверь в столовую открылась, и на пороге появилась Мать:

— Преподобный отец, можно вас на пару слов?

— Конечно.

— Наедине.

— Сейчас?

— Если вам удобно.

— Не возражаешь, Тонто? — спросил отец Бернард у меня, не оставляя незамеченным взгляд Матери при этих словах.

Я кивнул, чувствуя себя неловко, оттого что оказался между двух огней.

Отец Бернард и Мать удалились по коридору в его комнату. Выждав минуту, я занял свое место в шкафу и приготовился слушать. Ни один из них не проронил ни слова до тех пор, пока отец Бернард не начал оборачивать занавеской умывальник.

— В этом нет необходимости, преподобный отец, — произнесла Мать. — Я пришла не для исповеди.

— Тогда вы, может быть, присядете? — услышал я слова отца Бернарда.

— Нет, мне и так хорошо, преподобный отец.

— Вы уверены?

— Да.

— О чем же вы хотели поговорить со мной, миссис Смит?

Мать помолчала, а потом сказала:

— Вы мало рассказывали нам о своем предыдущем приходе, преподобный отец.

— Простите?

— Ваш предыдущий приход, что он собой представлял?

— Вы о людях или о месте?

— И о том и о другом.

— Люди были замечательные, место ужасное.

— А Белфаст, преподобный отец?

— В основном то же самое.

— Тем не менее епископ сказал, что вы творили чудеса в этих местах.

— Не уверен, что кто-то может творить чудеса в Ардойне, миссис Смит, но за попытки что-то сделать меня можно погладить по головке, это да.

— Перестаньте, преподобный отец, зачем вы оказываете самому себе плохую услугу? Если епископ сказал, что вы творили чудеса, я ему верю. Расскажите, что вы делали.

— Послушайте, епископ явно преувеличил мои достижения. Я просто бросил вызов равнодушию, царящему в тех местах. Тут немного требуется, чтобы получить медаль. Поиграйте в футбол на шлаковых полях с компанией малолетних хулиганов и зазовите их в церковь в следующее воскресенье, и вас пригласят работать в Ватикан.

— Вот оно… Вот где собака зарыта.

— Где же?

— Вы сказали, что играли в футбол с брошенными детьми.

— Ну да.

— И им нравилось?

— Да. Должен признаться, больше, чем месса, на которую они являлись в обмен на футбольный матч. Но один-два из них продолжали потом приходить.

— Но зачем они, тем не менее, продолжали приходить, преподобный отец?

— По многим причинам.

— Например?

— Мне что-нибудь наугад назвать? Ребятам нравилось быть среди других людей. Нравилось петь. Приходить в клуб молодежи по пятницам. Это было лучше, чем болтаться на улице, бросая кирпичи в полицейских. Не знаю. Послушайте, миссис Смит, чего вы хотите? Я чувствую, что меня загоняют в угол.

— Я просто хотела кое-что вам доказать.

— Доказать что?

— Что вы добились успеха в этих местах, потому что точно знали, что нужно прихожанам, чего именно они от вас ждут.

— Миссис Смит…

— Разве это не признак хорошего священника, преподобный отец? Знать, что нужно его прихожанам?

— Разумеется.

— И священнику следует отвечать на эти нужды?

— Естественно.

— А не пытаться изменить людей?

— Миссис Смит, если у вас есть что мне сказать, я бы предпочел, чтобы вы сделали это сейчас. Уже поздно, и я очень устал.

— Я хочу помочь вам. Я понимаю, что это трудно, когда переводят в другой приход, но вы должны понять, преподобный отец, что добиться успеха в церкви можно, только если священник будет пребывать в гармонии с прихожанами. Если одна сторона хочет чего-то иного, чем другая, все начинает рушиться. Отец Уилфрид знал это. — Отец Бернард вздохнул, и Мать немного повысила голос: — Он, возможно, сильно отличался от вас, преподобный отец, но он знал, как ему вести себя с нами. Он точно знал, как сделать так, чтобы мы чувствовали, что Бог присутствует в нашей жизни.

— Вы имеете в виду, что он говорил вам то, что вы хотели услышать?

— Да, преподобный отец. Именно так. Мы хотели услышать, что путь предстоит трудный. Мы хотели, чтобы нас призывали молиться усерднее, если мы хотим, чтобы нас услышали. А если мы скрывали от отца Уилфрида свои грехи, то хотели услышать, что будем за это наказаны. Все мы переживаем трудное время, преподобный отец. И я думаю, что лучше оставить все как есть. Как всегда было. Нам нужна скала, за которой мы можем укрыться в шторм.