Книга Ревность волхвов - Анна и Сергей Литвиновы

Теперь Боков обращался к одной только Лесе. Я даже почувствовал себя лишним.

— Совсем другое дело — убийство. К убийцам любой суд, даже неспешный финский, вряд ли будет испытывать снисхождение. Поэтому если вы поможете нам — мы впоследствии сможем всячески помочь вам. Я имею в виду и помощь в учебе, и в хорошем трудоустройстве, прописке и даже решении столь сложного вопроса, как квартирный…

Леся переспросила с ледяной вежливостью:

— Вы хотите, чтобы мы раскрыли убийство? — Я отдал ей должное: она сказала «мы», не отделяя себя от меня. — Или чтобы мы повесили его на Сыромятского?

Дипломат — в ответ на заданный в лоб вопрос (все они такие!) — заюлил:

— Никто же не собирается действовать противозаконными методами. И вас я к тому ни в коем случае не призываю. Никто не намеревается, тем более здесь, в Финляндии, фабриковать улики. Но, — голос его обрел уверенность, — если, повторюсь, вы имеете какие-то факты, способные изобличить эмиссара наркомафии, или хотя бы даже подозрения против него, я прошу вас сообщить их следствию. Или мне. Прямо сейчас.

Леся ответила мгновенно, не раздумывая:

— Никаких улик против Сыромятского у нас нет.

Да, улик у нас и правда не было. Но подозрения — были. Родион встречался с носатым Панайотом. А Панайот был знаком с Вадимом раньше. И не просто знаком, а, судя по их беседе в «Гондоле», враждовал с ним… Но эти детали Леся не сочла нужным сообщать Бокову. Естественно, я тоже влезать не стал.

Дипломат погрустнел:

— Что ж, очень жаль. Но вы обещаете подумать над моим предложением?

Леся горячо его заверила, что да, конечно, мы непременно подумаем.

— Может, выпьете чего-нибудь на посошок: виски, ром, водка, ликер?

Разумеется, мы отказались.

Боков встал, и мы тоже поднялись.

— Если вы узнаете — или вспомните — хоть что-то, связанное с Сыромятским, пожалуйста, сразу же позвоните мне.

Последние слова в разговоре запоминаются лучше всего. Эту заповедь разведчика Штирлица дипломат, очевидно, хорошо знал — и успешно применял на практике.

— Разумеется, — вежливо сказала Леся.

Мы вышли.

На улице — даже странно! — все еще не стемнело. По городку по разным направлениям сновали туристы — в основном русские.

Когда мы сели в машину, Леся, задумчиво улыбнулась:

— По-моему, меня впервые в жизни пытались купить…

Я кивнул.

— По-моему, тоже. Ну, и что ты думаешь по этому поводу?

Девушка передернула плечами.

— Я ему уже все сказала. Подставлять Родиона я не буду.

— Ты такая правильная.

— Нет, я не правильная. Я просто не хочу начинать свою карьеру со лжи и подтасовок.

— Можно подумать, тебе квартира в Москве не нужна.

— Нужна. Но ты заметил: его обещания прозвучали очень уж неопределенно: поможем, посодействуем, возможно, даже квартирный вопрос решим…

— Значит, дело не в принципах? Вы просто в цене не сошлись? — я посмотрел на нее в упор.

Леся отвела глаза.

— Включи, пожалуйста, печку. — А потом с вызовом глянула на меня: — Я ведь уже все сказала — ему. Почему я еще должна оправдываться — перед тобой?

Она была права. Я промолчал.

Девушка тряхнула волосами и проговорила помягчевшим голосом:

— А вообще, когда тебя пытаются купить, это, оказывается, довольно приятно…

Я улыбнулся.

— Да, потому что это свидетельствует о твоем высоком профессионализме.

— Мой профессионализм мне еще придется доказывать…

Я сменил тему:

— У Бокова был разговор — к тебе. И предложение — к тебе. А зачем он позвал нас обоих?

Девушка ответила, не задумываясь:

— Чтобы был свидетель нашего разговора. Чтобы я не смогла неправильно интерпретировать его слова. Если мне вдруг придет в голову.

Разговор в закрытой машине с напрочь запотевшими стеклами снова сблизил нас. Опять показалось, что мы одни в целом мире. Я улыбнулся:

— Может, Боков просто боялся приглашать в номер тебя одну?

Девушка кокетливо повела шеей:

— А что, я такая страшная?

— Наоборот! Ты сама-то не боишься остаться с мужчиной наедине в номере гостиницы?

Она вдруг покраснела, но гордо вздернула подбородок.

— Я — нет.

— А в густом лесу?

— Смотря с каким мужчиной, — кокетливо ответствовала она.

— Например, со мной.

— Только если у тебя к ногам будут привязаны лыжи.

— Раз так, давай пробежимся? Уйдем куда-нибудь за синие леса, за высокие горы…

Леся улыбнулась:

— Поехали. Мне надо помозговать. А на бегу классно думается.

Хорошая отмазка (перед самой собой) для прогулки с мужчиной по лесу. Я согласен, Лесечка, я даже постараюсь не мешать тебе мыслить.

Я стронул свою «Хонду» с места, и мы помчались в наш коттедж: за лыжами и переодеваться. Не знаю, о чем на самом деле думала Леся, но я предвкушал некое подобие свидания. Наши отношения возвращались на круги своя. Начинали второй виток.

У нас с Леськой оставалось четыре дня и пять ночей пребывания в Лапландии. Интересно, со второго захода сумею я продвинуться с ней дальше лыжных прогулок?

8 января

Предыдущую запись я сделал вчера после ужина. Однако позже произошли события, о которых нельзя не рассказать, потому что…

Но постараюсь быть последовательным. К слову, несмотря на то что метель улеглась и стояла ясная погода, тело Пети так до сих пор и не нашли. Снегу с тех пор везде, особенно под горой, намело целые сугробы, в человеческий рост. Возможно, Горелов остался погребен под белой пеленой. А может, его труп унесла незамерзшая река…

Однако поиски продолжались, теперь финская полиция и спасатели привлекли собак. Вероятно, операция продолжится и сегодня. Бедный Петя!.. Как же подло поступила с ним его законная супруга! И жутко думать, что я, в какой-то степени, тоже стал причиной его нелепой гибели. Я не столь виноват, конечно, как его жена, но все же, все же, все же…

Так о чем это я? На самом деле, покуда мы с Леськой носились по серебристым лапландским лесам, выгоняя из крови адреналин вместе с потом, — мне пришла в голову одна неплохая мыслишка. Когда мы вернулись домой, я о ней расточительно забыл. Но после того, как все в нашем коттедже — и чета Большовых, и Саня — улеглись, а я в гостиной сидел за ноутом и бесцельно блуждал по Сети, то вдруг снова вспомнил. И тогда достал свой телефон: ведь им я снимал странички из блокнота безвременно нас покинувшего (в смысле: уехавшего в неизвестном направлении) Родиона.