Книга 33. В плену темноты - Гектор Тобар

После того как его помощники раздали полосочки бумаги с магическими цифрами, составлявшими примерно годовой заработок среднего чилийского рабочего, Фаркас направился к небольшой сцене. Кое-кто из членов семей начал скандировать его имя: «Фаркас! Фаркас!»

– Мне нужно знать имя лица, его РНН и номер банковского счета, – начал Фаркас. – Тем, у кого нет собственного счета, Государственный банк поможет открыть его у себя бесплатно. Но ошеломляющий дар – это только начало, – продолжал Фаркас. – Давайте сделаем так, чтобы каждый чилиец смог стать участником нашей кампании. Ведь каждый может отдать одну тысячу песо, пять или десять тысяч.

Фаркас часто жертвовал крупные суммы Ежегодному чилийскому телемарафону, который собирает средства на лечение детского церебрального паралича и других инвалидностей, возникающих вследствие порока развития, и сейчас он говорил о шахтерах так, словно они тоже были нуждающимися детьми. По его словам, он намерен собрать по одному миллиону долларов для каждого из оказавшихся в каменной ловушке тридцати трех мужчин.

– Давайте мечтать по-крупному. Я научился этому еще в детстве. Давайте надеяться, что перед тем, как выйти на поверхность, у каждого из них уже будет по одному миллиону долларов на счету.

Фаркас явно принадлежал к тем, кому нравится общественное обожание, которое может принести ему его деньги, и сегодня днем одна из многих волн теплых чувств и радости, накрывших «Сан-Хосе», ласково щекотала ему пятки.

– Gracias, Señor Farkas![43]

Но случилось так, что эта огромная сумма денег, вместе с более скромными пожертвованиями от других людей, равно как и обещание последующих миллионов, породили проблемы в отношениях между пропавшими на руднике мужчинами и их семьями.

Для некоторых семей лишние деньги принесли с собой тот вопрос, который возникает неминуемо, если посчастливилось заполучить их: а кто будет их тратить? На кого прольется золотой дождь из рук шахтеров? Некоторые из горняков женаты и живут отдельно от своих жен, но не разведены. Чили стала последней страной в Западном полушарии, легализовавшей разводы, причем сделала это всего пять лет назад, и большинство чилийских рабочих попросту еще не поняли, что отныне они могут и должны заплатить своему адвокату за то, чтобы тот разорвал их брак. Теперь же, когда де-факто разведенный шахтер внезапно превратился в миллионера (в местной валюте), то кто получит контроль над столь внезапно обретенным состоянием, пока сам герой событий остается в подземной ловушке, – его законная, но не любимая супруга или новая спутница жизни и их дети?

Дарио Сеговия пока не подозревал о том, что стал миллионером. Иначе он наверняка бы уже начал строить планы на будущее или хотя бы платить по счетам. Пока же его спутница Джессика Чилла решила, что не желает иметь ничего общего с такой заоблачной суммой, и попросила брата Дарио распорядиться полученными от Фаркаса деньгами. Она предчувствовала, что шальные деньги еще сильнее настроят противоположные лагеря семьи Дарио друг против друга. Правда же заключалась в том, что еще до того, как Дарио вместе с остальными его товарищами был найден живым, многие его дальние родственники уже полагали его мертвым «…и для большинства основополагающим становился лишь вопрос денежной компенсации», – признавалась Джессика. Жизни шахтеров больше не принадлежали им самим; самое главное заключалось в том, сколько они стоят. До появления чудодейственной записки некоторые члены семей уже втайне подсчитывали на поверхности суммы компенсаций по случаю смерти кормильца и страховые платежи, который Хуан Ильянес производил внизу. Теперь же, когда мужчины оказались живы, да еще с 5 миллионами Фаркасовых песо на счету у каждого, все чаяния и надежды, обуревавшие людей, которых горняки любили и привели в мир, можно было выразить открыто и непосредственно. Еще до того, как он встретил тебя, я страдала рядом с ним… Я уже был его сыном, когда вы с ним еще даже не были знакомы… Разве не должен он позаботиться и о нас тоже? «Эти сумасшедшие деньги переполошили весь курятник родственников, и семьи буквально перессорились друг с другом», – говорила Джессика.

В последующие часы члены семей тридцати трех горняков начали писать первые письма своим мужчинам внизу. Некоторые, подобно самой Джессике, решили, что в настоящее время ее мужу совсем необязательно беспокоиться еще и из-за денег. Говорить о них – значит, искушать судьбу или же глумиться над Господом: ведь жизни их по-прежнему грозила опасность в каменном капкане в шестистах метрах под землей. А вот остальные, например Вероника Киспе, жена Карлоса Мамани, устоять перед искушением не сумела. С двумя маленькими детьми эмигрантам вечно недоставало денег. И вдруг эта неподъемная тяжесть буквально свалилась у них с плеч, унося извечное беспокойство, из-за которого, собственно, мужчины и шли на работу под землю. Такие новости не могли не радовать, поэтому уже в одном из своих первых писем мужу она написала: «Слава Богу, Карлос, ты жив. Мы очень сильно беспокоились о тебе здесь, наверху, но теперь мы счастливы и у нас все хорошо. И еще одно. Благодаря Леонардо Фаркасу мы стали миллионерами».

Той же ночью, 23 августа, к туннелю, в котором были заперты шахтеры, подошел второй бур. Спасатели с поверхности попросили Луиса Урсуа провести необходимые замеры и показать на карте место выхода первой скважины, но он уже располагал всей необходимой информацией: отверстие находилось в 7 метрах от одной из маркшейдерских отметок на шахте, под номером А40. Они предупредили Луиса, что новая скважина должна выйти примерно в 1,5 метрах от второй. Кроме того, спасатели попросили Урсуа более подробно описать физическое состояние его людей. Он ответил, что некоторые крайне исхудали, что все очень истощены, но что серьезного вреда здоровью не испытали. Врачи попросили Урсуа запретить его людям пить грязную воду: «…мы отправим вам столько чистой воды, сколько нужно…» – и не употреблять в пищу содержимое двух банок консервированного тунца, которые у них еще оставались. Сугаррет же сообщил Луису, что эвакуация планируется через третью скважину, в которую сможет протиснуться взрослый мужчина. Скорее всего, она будет пробита в мастерской, расположенной дальше по горизонту. Урсуа позволил себе выразить удивление: он-то рассчитывал, что их будут снабжать всем необходимым через две новые шахты до тех пор, пока спасатели не расчистят путь наверх по одной из венттруб: «Никогда бы не подумал, что они будут эвакуировать нас через пробуренную скважину».

О результатах своих переговоров Урсуа рассказал остальным, чем привел в ярость кое-кого из них. «Ты не должен был говорить им, что у нас все хорошо. Мы далеко не в порядке. Мы голодны, мы устали, мы хотим выбраться из этого проклятого места, – бросали ему обвинения в лицо шахтеры. – Если ты убедил этих парней из правительства, которые возглавляют спасательную операцию, что у нас «все в порядке», они провозятся целую вечность, прежде чем вытащат нас отсюда».

Примерно в 6 часов пополудни в галерею пробился второй бур, проделав отверстие на расстоянии около 1,3 м от первого. Три дня спустя, 26 августа, третья скважина достигла галереи рудника – в мастерской на отметке 135; в спасательной операции ей отведена главная роль. Вторая скважина превратилась в «систему коммунального хозяйства», по которой и были протянуты электрические и оптоволоконные кабели; что касается первой, то через нее в пластиковых трубках, получивших название «palomas», или «голубок», по-прежнему должны были поставляться продовольствие и медикаменты. Начали прибывать бутылки с чистой водой, лекарства и желатинированный гель для питья. Чтобы следить за скважиной жизнеобеспечения и разгружать постоянно прибывающие припасы, шахтеры разделились на три рабочие смены по восемь часов каждая. Одна из них, состоящая из механиков-подрядчиков, выбрала своим начальником Рауля Бустоса, живчика, пережившего цунами. Вторая и третья, представленные почти исключительно теми, кто спал в самом Убежище или в непосредственной близости от него, предпочли двадцатисемилетнего шахтера Карлоса Барриоса и бывшую футбольную звезду Франклина Лобоса, соответственно. Шахтеры первой смены несколько воспрянули духом и оживились, у них появилась новая цель. После восемнадцати суток кризиса Луис Урсуа вновь решил предстать в роли босса, для чего символически надел белую каску.