Книга Земляничный год - Катажина Михаляк

– Эта химия… она не такая, как предыдущие, – начал он тихонько. Эва замерла в его объятиях, словно испуганная куропатка. – Каролина с самого начала очень плохо ее переносила. Худела на глазах, почти не спала, была так слаба, что нам приходилось носить ее в туалет на руках. Но это не самое плохое. Я думаю… мне кажется, она сдалась. Потеряла надежду…

– Что за вздор ты несешь! – занервничала Эва. – Надежда всегда есть! Каролина жива. Лекарства действуют! Донора мы найдем, нужно только время…

– Донора я нашел еще два месяца назад, – сказал он тихо.

Эва онемела.

– К-к-к-ак это? – только и смогла она выдавить из себя.

– Еще в феврале мы получили информацию, что благодаря деятельности твоего фонда найден идеальный донор для Каролины. Но, к сожалению, он до сих пор не активен…

– Как это «не активен»? Что значит – «не активен»? Так я его, к чертям собачьим, сделаю активным! Даже если мне придется водить его силком в спортзал, бегать с ним по утрам и поить его витаминами и стероидами, чтобы он проявил активность!

– Эва, не пори чушь, – прервал он ее ласково. – В этом случае «не активен» не означает мужика, который сидит в майке-алкоголичке перед телевизором с банкой пива в руках. Этот донор по-настоящему болен. И не может дать Каролине свой костный мозг, потому что для него это может стать опасным.

– Понятно, – Эва тяжело вздохнула. – И когда он будет здоров?

– Неизвестно. Это Каролину добило. Можно ждать даже полгода – если у тебя есть уверенность, что через эти шесть месяцев ты получишь вторую жизнь. И совсем другое дело – засыпать каждую ночь с мыслью, что можешь и не дождаться…

– Анджей, не говори так! – Эва смотрела на него с мольбой. – Нужно дать ей надежду!

– При Каролине я просто фонтанирую оптимизмом, – ответил он с горечью.

– И продолжай в том же духе! – Она неожиданно хлопнула его по плечу и выскочила из комнаты, даже не попрощавшись.

Анджей говорил правду.

Каролина выглядела действительно очень плохо. Когда Эва вошла в палату, которую подруга делила еще с одной пациенткой, Каролина даже не открыла глаза. Она лежала под двумя одеялами, свернувшись в клубок, и первое, на что еще с порога с ужасом обратила внимание Эва, было ее тяжелое, прерывистое дыхание.

Эва уже слышала такое.

Совсем недавно.

В своем сне.

Она подошла к постели и опустилась на колени, чтобы лицо ее находилось на уровне глаз Каролины.

– Каролинка! – шепнула она, изо всех сил пытаясь справиться с собой и не расплакаться.

Каролина открыла глаза, отсутствующим взглядом обвела палату, потом остановилась на Эве.

– Я не хочу… – заговорила она хриплым голосом, поперхнулась, закашлялась – и сердце у Эвы буквально замерло от страха: этот кашель тоже был ей знаком. – Я не хочу, чтобы ты приходила.

Голос Каролины был едва слышен – словно ветер шелестел в кронах деревьев.

– Милая моя, но почему?

– Я не хочу, – повторила больная настойчиво, – чтобы ты видела…

– Каролинка…

– Пожалуйста. Уходи.

Эва выскочила из палаты и рухнула на ближайший стул, потому что ноги ее не держали. Сдерживаемые все это время слезы хлынули у нее из глаз и потекли по щекам. Она разрыдалась, уткнувшись лицом в носовой платок. Это было невыносимо! Она просто не могла это выдержать. Не могла! Каролина была права…

Эва могла – и хотела! – преодолевать препятствия. Она хотела помогать людям, которые были товарищами по несчастью ее подруги, но ей нужна была уверенность или по меньшей мере надежда, что все получится. А к поражению, к такому поражению она не была готова.

А ее больной! Тот незнакомый ей человек, который получил надежду…

Эва много раз представляла себе, как в палату тяжелобольного, может быть даже умирающего, парня, а может быть даже ребенка, входит врач и с сияющей улыбкой сообщает: «Поздравляю тебя, Славик, мы нашли для тебя донора!»

Она видела радость на лице больного. Невыразимую радость человека, который уже шел на эшафот и вдруг ему объявили о помиловании. И этот человек уже чувствует себя спасенным, как вдруг свет в его глазах гаснет, а надежда улетучивается в никуда: оказывается, донора придется подождать… недолго – месяца два. Донор сейчас не активен. Не активен. Что за дурацкое слово вообще?!

– Простите, – услышала она чей-то голос.

Это был врач из отделения Каролины.

Эва поспешно вытерла глаза.

– Я понимаю, что вы переживаете, – заговорил врач. – И это вполне объяснимо, но я надеюсь, что Каролина все-таки справится с этим. Она сильнее, чем сама думает о себе. Сейчас ее сломило воспаление легких – частое осложнение для тех, у кого иммунитет на нуле. Но я все-таки жду, что Каролина снова начнет бороться. Когда минует кризис, дыхание вернется в норму. И тогда, я думаю, эта девушка вновь обретет надежду.

Эва с усилием улыбнулась. Слова врача слегка приободрили ее.

– Я бы хотела кое о чем вас спросить, пан доктор. Как видите, я беременна…

– Ну да, это трудно не заметить, – позволил себе пошутить врач.

– Дело в том, что один пациент ждет, когда я смогу дать свой костный мозг. Скажите, существует ли возможность для меня сдать мозг сейчас? Как можно быстрее?

Врач взглянул на Эву более внимательно.

– Какой у вас срок?

– Седьмой месяц.

Он задумчиво кивнул.

– Для ребенка представляет собой угрозу наркоз, который обычно дают донорам, чтобы они не испытывали болевых и неприятных ощущений. Но есть другой вариант – можно сделать эпидулярную анестезию, точно такую, как делают во время родов. Я проконсультируюсь с акушером и дам ответ, если вы действительно настроены серьезно.

– Очень серьезно, пан доктор. И я хочу сделать это как можно скорее.

«Потому что если я через три месяца узнаю, что кто-то не дождался моего костного мозга…» – она не хотела даже додумывать эту мысль до конца.

Через неделю Эва, трясясь как желе, лежала на операционном столе.

С одной стороны от нее стоял врач-анестезиолог, сосредоточенный и серьезный, а с другой – Витольд, сжимающий ее мокрую от пота ладонь. За показателями мониторов, на которые выводились данные о состоянии ребенка, следил акушер, он же наблюдал и за состоянием беременной на случай, если потребуется его вмешательство.

Но все было в порядке. Юленька прыгала и крутилась в животе матери как обычно, вызывая этим улыбку на лицах врачей и медсестер, которым ежедневно приходилось сталкиваться с куда менее позитивными и подвижными существами. В конце операции девочка выглядела даже лучше, чем в ее начале, чему акушер очень радовался.