Книга Брешь - Ли Патрик

При этих словах Трэвис чувствует, как у него перехватывает от восторга дыхание. Он ей не безразличен. Она избрала его. Ему с трудом удается удержаться от счастливых слез.

— Почему я? — шепчет он.

Она издает легкий смешок.

— Со временем поймешь.

Еще несколько секунд свет продолжает пульсировать в такт его сердцебиению. Затем он меняется. В каком-то смысле темнеет.

— Сейчас я собираюсь дать тебе то, ради чего и было задумано это посещение, — говорит Эмили. — Это немного. Можешь расценивать это как своего рода аванс. Преимущество, которое поможет определиться, когда ты покинешь это место.

Как только она заканчивает эту фразу, Трэвис ощущает что-то в голове. Покалывание. Оно длится, может быть, секунду, потом проходит.

— Ну вот, — говорит Эмили, — теперь все в порядке. Ты на верном пути, милый. На пути к нашей следующей встрече.

Вопреки его воле по краям глаз выступают слезы. Она собирается его покинуть. Он опять останется в одиночестве, с этим противным светом, головной болью, среди гадких синих стен. И без чего-либо еще. На целые годы, годы и годы.

— Шшш, — шепчет она ему. — Все будет хорошо, обещаю. В один прекрасный день мы вместе над этим посмеемся.

Но сейчас ему далеко не до смеха. Этот момент прекраснее всего, что он когда-либо знал. Но и ужасен в той же мере, ибо подходит к концу.

— Отдай меня обратно этому ухмыляющемуся ослу, Трэвис.

Он знает, что не может не выполнить ее распоряжение: его тело подается вперед, как будто без участия сознания. Ноги напрягаются, поднимая его с кровати, рука протягивается вперед, отдавая ее.

— Пожалуйста, — шепчет Трэвис, как будто и вправду надеясь отговорить ее.

— Скоро, — произносит она.

Он гадает, сможет ли все эти годы думать хоть о чем-то, кроме нее, но она, полыхнув в его руке светом последний раз, говорит:

— К ночи ты перестанешь обо мне вспоминать.

Потом мужчина с седеющими волосами на висках, ступив вперед, смыкает на ней свои пальцы: если что-то и удерживает Трэвиса, чтобы не прикончить его на месте, так это настойчивость Эмили. Посетитель убирает ее из виду, и у Трэвиса сжимается сердце. Будь у него нож, он перерезал бы себе горло.

Человек по имени Пилгрим стучит в дверь, та открывается, и он исчезает за ней, унося с собой источник чудесного синего света, а Трэвис падает на кровать. Продолжая жалеть об отсутствии ножа, а еще лучше надежного ствола тридцать восьмого калибра, он решает, что, на худой конец, сгодится и угол металлической рамы кровати. Наверное, все получится не так быстро и чисто, как вышло бы с помощью ножа, но главное — результат, а он будет тем же.

Он лежит, обдумывая эту перспективу. Проходят минуты. В какой-то момент до него доходит, что синий шар ускользнул из его сознания на несколько секунд, может быть, аж на целых десять. Как такое возможно? Как вообще можно забыть это, забыть ее — пусть даже на краткий миг?

Трэвис осознает, что таращится прямо на осточертевший мигающий светильник, и, перевернувшись на живот, утыкается лицом в подушку. Он очень устал. Издерган, измучен переживаниями. Он чувствует, как его обволакивает и затягивает сон.

Трэвис пробуждается. Во рту сухо, словно он нажевался ватных шариков. Он встает, идет к раковине, плещет воду в лицо и пьет, подставив рот под кран.

Что-то не дает ему покоя. Какое-то ускользающее воспоминание. А может, это вообще ему приснилось? Он силится вспомнить, и на миг его мысленному взору предстает пульсирующий синий шар, и это зрелище, неведомо почему, кажется очень приятным. Наверное, то был приятный сон. Но пока он гадает об этом, даже тот смутный образ ускользает во мрак за пределы досягаемости. Исчезает.

Трэвис выпрямляется, закручивает кран. Возвращается к койке, но его не тянет ни прилечь снова, ни даже присесть. Бессознательно, не задумываясь, Трэвис начинает мерить камеру шагами, от двери до туалета, от туалета до двери, от двери до туалета.

Часть 3

ОБЪЕКТ 0697

Глава

31

Они летели на запад вместе с нескончаемым рассветом, пересекая часовые пояса с той же скоростью, что и земная тень.

Трэвис пытался заснуть. И не смог. Сейчас, когда ночное напряжение схлынуло, а отвлечься было не на что, произошедшее предстало перед ним во всей своей ужасающей полноте. Тогда, посреди всей этой бойни, он воображал, будто осознает масштаб происходящего, но оказался не прав. С каждым часом его обращенный в прошлое взгляд проникал все глубже, страшные подробности громоздились перед внутренним взором, словно завалы из трупов вокруг Театерштрассе, 7.

Дважды за время полета он вставал — оба раза, чтобы побывать в туалете, — и, проходя по дороге туда мимо отсеков, видел в каждом из них операторов, сидевших в полном снаряжении, только без винтовок. Никто из них не спал. Некоторые сидели, уронив головы на руки, другие смотрели в окна на черный океан и пастельное небо. Зрелище было прекрасным, и, может быть, как раз и требовалось увидеть нечто прекрасное, если это хоть как-то могло помочь.

Пэйдж тоже не спала, хотя долго, во время полета над Европой, а потом над Атлантикой, хранила молчание. Она не плакала, но от Трэвиса не укрылось, что временами руки ее дрожали.

По прошествии некоторого времени он вдруг осознал, что, следуя примеру операторов, смотрит в окно, стремясь успокоить свои мысли. Трэвис любовался тем, как легкое розоватое зарево небес отражается в снегах Гренландии, когда заговорила Пэйдж.

— Я была не права, — промолвила она голосом, столь напряженным, как будто ей с трудом удавалось не разрыдаться. — Не права, когда говорила, что по сравнению с тем, что находится по ту сторону Бреши, мы все равно что питекантропы.

Она помедлила и, аккуратнее подбирая слова, продолжила:

— На самом деле мы как муравьи, случайно прорывшие ход к резервуару под химической фабрикой, заполненному хлором. Они понятия не имеют, что оказались на волосок от гибели. Им абсолютно невдомек, насколько это опасно. А им там, по ту сторону, ничуть не больше дела, чем работникам фабрики до копающихся в земле муравьишек. Скорее всего, они про нас даже не знают, а хоть бы и узнали, им наплевать.

Она снова умолкла, и они оба вновь погрузились в долгое, ничем не нарушаемое молчание. Лишь когда самолет пролетал над Северной Дакотой, где царил туманный рассвет, словно захваченный ими с собой из Швейцарии, его нарушил звонок сотового телефона Пэйдж.

Это снова был Кроуфорд, сообщивший, что «Тангенс» обнаружил дочь Эллиса Кука, находившуюся с ним дома в момент предполагаемого самоубийства. Девушка была в теплых, доверительных отношениях с отцом и могла что-нибудь знать. Сейчас она уже летит в «Пограничный город», должна прибыть за час до них.

Трэвис поймал себя на том, что снова думает о «Шепоте». Уверенности эти размышления не придавали, но хотя бы позволяли отвлечься. Когда Пэйдж, закончив разговор, посмотрела на него, он увидел в ее взгляде примерно то же чувство.