Книга Величья нашего заря. Том 2. Пусть консулы будут бдительны - Василий Звягинцев

– Я служебное и личное время не разделяю. Я всегда на посту. А если вы желаете получить значащую информацию от русского, который пригласил вас в ресторан, то игнорировать… Я бы поостерёгся. Знаете, есть у них поговорка: «Кто с нами не пьёт, или больной или мерзавец» (правильное «подлюка» он употреблять не стал, как диалектное). Сами понимаете, на больного я не похож, а с мерзавцами конфиденциальной информацией в этой стране делиться не любят.

– Смотрите, вам виднее. Хочу только поставить вас в известность – мне сообщили, что назначено сенатское расследование по поводу здешних событий. Секретное, разумеется. Официально Сенат к московским делам не имеет никакого отношения. И, насколько мне стало известно, ни АНБ, ни ряд других организаций в качестве объектов не рассматриваются. Всё замкнётся на ЦРУ и, пожалуй, на мне. Как вам эта новость?

– Новость как новость. Понятно, что Сенат в установлении истины не заинтересован, но отчего они решили спустить собак именно на нас?

– Оттого, что все другие ведомства успели прикрыть свою задницу раньше. Вам нужно разъяснять нынешний расклад сил в Вашингтоне?

– Спасибо, не надо.

Лютенс сел и, не спрашивая у посла разрешения, взял из восьмигранного серебряного стакана у него на столе тонкую зелёную сигару. Только прикурив, небрежно осведомился:

– Вы не против?

Крейг только махнул рукой, мол, чего уж теперь в деликатность и воспитанность играть.

– Те четыре сучки плотно обложили президента, и без их инструкций он шагу ступить боится. Хотя мог бы раздавить всех четверых одном пальцем.

– Мог бы – раздавил, – философически заметил Лютенс. – Но пока давить будут нас с вами. И не думайте, Алисон, что вам удастся меня сдать, а самому выкрутиться, перебежав на любую из выигрывающих сторон. Не получится… – Он хитро улыбнулся и покачал перед носом посла дымящейся сигарой.

– Вы совсем пьяны, Лерой, и не понимаете, что несёте…

– Ещё как понимаю, и вы понимаете, что я понимаю, и я понимаю, что понимаете, а в чём ошибаетесь вы.

– Не слишком ли вы завинтили?

– А русские и говорят, что на всякую хитрую задницу есть что-то там с винтом. Они всегда выражаются очень расплывчато, зато поступают до отвращения конкретно. Я решил брать с них пример. Когда проигрываешь, вполне ведь естественно перейти на тактику и стратегию противника…

– Что-то я вас совсем не понимаю, Лерой. Может быть, вам налить ещё немного, и вы пойдёте спать? А завтра на свежую голову мы подумаем…

– Да что там думать, всё давно известно. – Лютенс расстегнул застёжку папки, что принёс с собой, достал несколько листов принтерной бумаги.

– Посмотрите. Вот это, сверху – лично для вас, чтобы не думали, что Боливар не снесёт двоих. Ещё как снесёт. А ниже – это для Госдепа, АНБ и лично президента. Едва ли увольнение и разжалование какого-то никчёмного полковника и не менее никчёмного посла, даже не карьерного, стоит скандала, который непременно разразится в случае опубликования вот этого… И это даже не вершина айсберга, это пыль на снегу, покрывающем его вершину…

Крейг сначала просто пошёл красными пятнами, возникавшими на его лбу и щеках крайне несимметрично, потом натуральным образом посерел. Лютенсу даже стало интересно, не в родстве ли с хамелеонами его посол, уж больно у него кожа цветодинамична…

– Откуда у вас… это… – Голос Крейга звучал сейчас, как будто воспроизводилась на патефоне старинная бакелитовая пластинка, сипло и невнятно.

– Вы о первом или о втором? – добродушно осведомился Лютенс, вытягивая ноги почти до середины кабинета. – Я, как-никак, разведчик, и по должности и по призванию. Мне с самого начала было неприятно, как вы на меня смотрите, говорите со мной, что отписываете обо мне наверх. Коллеги, впряжённые в один воз, так себя не ведут. Вот я и решил подстраховаться. Правда, интересные бумажки? Кто бы мог подумать, что старина Крейг занимается такими делами? Это ведь не увольнением пахнет, это крах всей вашей жизни вообще. Как достойного человека, я имею в виду. Физическое существование вы при желании продолжать сможете, конечно…

Посол, не говоря ни слова, просеменил (вот именно, даже походка у него изменилась, а что вы хотите?) к шкафу, достал бутылку коллекционного скотча с рукописной этикеткой от производителя, дрожащими руками набулькал себе полстакана.

– Эй, ваше превосходительство, а меня уже забыли? Делиться надо, как говорил бывший русский министр финансов…[132]

Болтая в стакане виски с позванивающими ледяными кубиками, цэрэушник говорил увещевающе:

– Не нервничайте, Алисон, а то вас kondraschka хватит. – Наверное, вспомнив, как его самого чуть не хватила. – Я вас сдавать никому не собираюсь, просто подстраховываюсь слегка. Этот незначительный факт вашей биографии никак не может повлиять на нашу дружбу, настоящие друзья иногда знают друг о друге и не такое… Жизнь есть жизнь. Выпейте, выпейте, можно до дна. Sposobstvuet.

Крейг послушно выпил, как ребёнок прописанную доктором микстуру. Даже не поморщился, запил глотком содовой.

– А вот насчёт второго блока информации… Вы, конечно, удивитесь, что, располагая сведениями о номерах и паролях швейцарских банковских ячеек, где хранится переоформленное на новых, вашингтонских, владельцев нацистское золото, возможно – прямо из Освенцима, я не воспользовался этой информацией в личных целях? Чего уж проще – по-тихому уволиться, уехать, раствориться и потеряться, забрать товар, после чего jit pojivat i dobra najivat… А поверите – мне просто противно, да и это слишком мягкое слово. Нашим хозяевам едва ли противно, им, может быть, просто страшно прикасаться к этому золоту, но и отказаться от него – выше их сил. Не зря же, когда ребята Донована[133]нашли эти счета, их по одному убрали s koncami, счета по приказу Трумэна переоформили и до сих пор чего-то ждут. Причём, как вы видели, о существовании этих счетов знают как раз те люди, от которых для нас с вами исходит максимальная угроза…

– Пять тонн золота… – словно в трансе произнёс посол.

– Пожалуй, намного больше, и большинство – в «необработанном виде». Шёл сорок пятый год, немцы просто не успевали. Там, наверное, ещё и клише для печатания долларов и фунтов, и «готовая продукция», что и сегодня представляет немалую ценность…[134]Вы как знаете, Крейг, а я вряд ли смог бы заставить себя прикоснуться к зубным коронкам, содранным… Ладно, не будем. Пусть они лежат там, где лежат. Исходя из национальной принадлежности банкиров, это можно считать разновидностью ритуального захоронения… Понятное дело, опубликование всех этих материалов, да ещё и помещение в открытый доступ всех реквизитов вызовет массу интересных коллизий. Вы только представьте…