Книга Фавн на берегу Томи - Станислав Буркин

Это краткое посланье

Старику она вручила

И отдать письмо пришельцу

В тот же вечер поручила.

Тот накрылся с головою

Некой мантией чудесной

И над крышами помчался,

Словно демон бестелесный.

Как ядро летел из пушки,

Гулко свища от полета,

Так достиг старик твердыни

И прошел через ворота.

Мимо стражников дремотных

Он, как призрак, промелькнул,

И никто из них ни разу

На посланца не взглянул.

Жаль, влюбленные не знали,

Что посланник чародейский

Козней много заготовил —

Был ключарь старик злодейский.

Безобразный и косматый,

Сам желал ласкать принцессу

И, как позже оказалось,

Послужил немало бесу.

Ключарь, взглядом изменяя

Суть послания в конверте,

Тихо кланяясь Пассини,

Говорит: «Синьор, поверьте,

Только я вступил в светлицу,

Ваш конверт был тут же отнят

И на смех кузеном девы

Был, синьор, публично поднят.

От него ответ несу вам,

Если сударь мне позволит,

Я прочту письмо мерзавца,

Так обида меньше колет».

Капитан, влюбленный в деву,

Старцу тут же позволяет,

И старик, сургуч срывая,

Сиплым голосом читает:

«Слушай, дерзкий чужеземец,

Я принцессы покровитель,

Не позволю проходимцам

Проникать в ее обитель.

Ты, наверное, подумал,

Что такой, как ты, мерзавец

Деву сможет обесчестить

В нежном возрасте красавиц».

Ярость голову дурманит,

Капитан хватает нож

И, ключарю угрожая,

Говорит, что это ложь.

Но старик ему клянется,

Молит написать ответ,

И теперь двоих влюбленных

Не минует много бед.

Очи девы загорелись,

Ключарь к ней вошел в светлицу,

Но с посланием от друга

Ужас вдруг объял девицу.

Она вскрикнула в испуге

И отпрянула, робея,

Протянув письмо ключарю,

Просит вслух прочесть злодея.

«Слушай, ты, змея лихая,

Я скажу, коль мы на равных,

Я таких, как ты, немало

Порубил в сраженьях славных.

Не побрезгуй, тварь, сразиться

Ты со мною на рассвете.

Может статься, не забудешь,

Как писать паскудства эти!»

Изумленная принцесса

Глаз миндалины открыла

И посланье капитана

Слезной каплей окропила.

Через хитрого посланца

Получив такие строки,

Отвечала Форнарина:

«Что ж, сраженье будет в сроки».

Легенда давно уже ожила действом. Куколкапринцесса скорбно куталась в темный плащ, собираясь на дуэль, а злодейский ключарьгорбун тихо торжествовал, качая огромным крючковатым носом и потирая свои цепкие ручки. Совсем не кукольный мальчик, исполнявший роль капитана, медленно надевал перчатки и поправлял шпагу. Красный от напряжения Бакчаров только изредка косился на представление. Капелька пота, поблескивая, свисала с его носа, и чем больше он слушал повествование Анны Сергеевны, тем яснее понимал, что живым он отсюда не выйдет.

И луна блестела ярко,

И шумел внизу прибой,

Форнарина до утеса

Добралась, где ждал герой.

Вот Пассини, волк суровый,

Два пистоля вместе с ним,

И вгоняет уже пули

Ловким шомполом своим.

И казалось всем прохожим

Вдоль по берегу морскому,

Что высоко над скалою

Шлют привет один другому,

Поднимая чинно руки

В направлении друг друга.

Грянул выстрел капитана,

И в ответ палит подруга.

Дым рассеялся, и снова

Супостата два стояли,

Оказалось, очень плохо

Супостаты те стреляли.

Капитан, взревев от гнева,

Снова взводит пистолет,

Подбегает быстро к цели,

Гром, и девушки уж нет.

Острой мыслью его пуля

Светлу голову пронзила,

Прядь волос сняла, а после

Капюшон с нее стащила.

И узрел тотчас Пассини

Очи ясные девицы,

И вскричали над утесом

Изумившиеся птицы.

Злой ключарь приходит в замок,

Королю приносит вести,

Говорит, что сам Пассини

Дочь его убил на месте.

О судьбе своей печальной

Не сказала та ни слова.

Лишь теперь узнали тайну

Все от гостя колдовского.

Двери в гостиную отворились, заиграла траурная мелодия, и четверо в черных с белесыми начертаниями облачениях схимников внесли настоящий лакированный гроб, в котором лежала юная девушка в белом платье. Перед ними, как перед великанами, расступались марионетки придворных дам и слуг.

Гроб стоит уж подле трона,

Лют и страшен гнев владыки,

Вся Сардиния в печали

Точит сабельки и пики.

Месть жестока итальянцев,

Нрав грубее корки наста,

И священник молвит грустно:

Sic morire nonè basta![8]

Вот уж тащат капитана,

Горем сломленного тоже,

И вокруг уже собрались

Люди, судьи и вельможи.

Над смиреннейшим Пассини

Под отца тяжелым зраком

Быстро суд свершился правый:

Должен скормлен быть собакам!

Тут связанного мальчика, исполнявшего роль капитана Пассини, схватили монахи, сунули в бочку и сделали вид, что искромсали беднягу трезубцами. Потом они опрокинули бочку, и из нее высыпались кости. В зал впустили десяток охотничьих собак, и они, виляя хвостами, набросились на останки капитана.

Казнь прошла, и всходит солнце.

Тени четкие, блуждая,

Протянулись в мутном свете,

Сгустки ночи сохраняя.

Гавань спит уже лучиста,

Только крысы колобродят,

Корабли застыли в дымке,

В порт Кальяри не заходят.

Просыпаются торговцы.