Книга Неизбежность лжи - Игорь Симонов

А вокруг действительно все больше говорили о политике и о предстоящих выборах. Даже те, кто никогда всей этой суетой не интересовался, собирались идти голосовать. И никто не собирался голосовать за партию лидера нации. Очень жалели, что нет возможности голосовать «против всех», потому что выбирать только была возможность между плохим и очень плохим. В этой ситуации Платонов со своей либеральной партией точно набрал под десять процентов. Косте оставалось лишь в очередной раз удивляться прозорливости Юрия Петровича, с которым удалось встретиться только в субботу, накануне выборов. Он выглядел усталым и раздраженным и не пытался этого скрывать.

– Хорошо, что Новый год впереди, – мрачно сказал он, – хоть две недели можно будет отдохнуть, да и то ведь телефон выключить не дадут. Ты сам-то куда собираешься?

– К отцу, в Италию, – сказал и вдруг подумал, что не спросил Лизу, где она собирается встречать Рождество и Новый год. Ну да ладно, Италия большая, авось не встретимся, хотя и встреча тоже не таила опасности. Разве что для будущего Лизиного мужа.

– С Елизаветой? – будто прочел его мысли Юрий Петрович.

– Один.

– То есть finita[59], если мне позволительно будет спросить?

– Да.

– Понятно, – вздохнул Юрий Петрович, – идешь по моему неверному пути.

– С вашей же помощью и иду.

– И то правда, – и после паузы, – ну что, рассказать тебе про итоги будущих выборов?

– Я весь в нетерпении.

– На этот момент, – он посмотрел на часы, – а теперь, похоже, что и окончательно, победила вполне разумная точка зрения, что гусей дразнить не надо и пятидесятипроцентный уровень не переходить, так что ожидаемый результат будет в сорок девять процентов.

– Вот так дела? – искренне удивился Костя. – Это что же такое произошло? Так ведь и реки из берегов выйти могут.

– То-то и оно, что могут, и в этом есть главная опасность текущего момента. Шестьдесят процентов дали бы народу сигнал, что на него кладут с прибором и, если желает, может по этому поводу познакомиться с политической дубинкой.

– А меньше пятидесяти, – продолжил за него Костя, – означает, что с народом считаются, но не до конца, а это, как любое половинчатое решение, может привести к непредсказуемым последствиям.

– Почему же, вполне предсказуемым. Народ выйдет на улицы. По стране вряд ли, а в Москве точно. И выйдет не триста человек, и не тысяча, а гораздо больше.

– Да ладно, – недоверчиво сказал Костя, но вдруг почувствовал, как стук собственного сердца отвечает на его недоверие, с каждым новым ударом все сильнее разгоняя по жилам кровь, – это и есть ваш сценарий?

– Да, – серьезно, глядя ему в глаза, ответил Юрий Петрович. – Таким образом, с понедельника мы вступаем в период растерянности и неопределенности. Но есть и два положительных фактора – начальник сохраняет непоколебимую уверенность и первая часть формулы «низы не хотят, верхи не могут» пока не задействована. А это значит, что у нас есть несколько месяцев на то, чтобы немножко все подремонтировать.

– У нас, это…

– У нас, Костя, это у страны под названием Россия. Можно как угодно не любить нынешнюю власть, называть ее жуликами, ворами и так далее, но на сегодняшний день альтернативы этой власти нет. Надо просто на нее постоянно давить, чтобы она совсем не борзела, выиграть таким образом время, создать и зарегистрировать нормальную буржуазную либеральную партию, привести страну к досрочным парламентским выборам, выиграть их, а потом выиграть президентские, не допуская при этом никаких резких телодвижений.

– И вы думаете, что все это можно будет осуществить? Что все это разрешат? – Костя привык к тому, что Юрий Петрович регулярно удивляет его оригинальными идеями и головокружительными проектами, но все услышанное походило на абсолютную утопию.

– Я думаю, что нет другого пути. Я просто не вижу другого пути спасения страны. Еще одну революцию Россия не выдержит – развалится, я точно не хочу при этом присутствовать, а это непременно произойдет, когда грохнется цена на нефть, если перед тем не начать выпускать пар. Я не вижу другого выхода, а раз я его не вижу, значит, буду реализовывать этот вариант.

– И вы полагаете, что на этот раз вам дадут создать нормальную партию? – Костя по инерции продолжал задавать свои скептические вопросы, точнее сказать, они сами собой выговаривались, а голова в это время начинала охватывать масштабы грандиозного проекта.

– Почему же нам? – первый раз за весь разговор Юрий Петрович попробовал улыбнуться. – Может быть, на этот раз тебе? Ты что, до сих пор не понял, зачем я тебя просил весь этот месяц заниматься блогом, ездить в Пермь, писать письма? И не спрашивай меня на этот раз, серьезно я говорю или нет. Ты просто отстаешь в понимании ситуации на несколько дней, на неделю, может быть, на две, но ты быстро догонишь. Оппозиция себя дискредитировала, у нее нет базы и у нее нет лидеров. В ближайшие месяцы появятся новые лидеры, некоторые уже видны, я знаю, кто их поддерживает, и меня это совсем не радует. Эти люди захотят нового передела и будут вести народ под лозунгом нового передела. Это легко – «Черный Передел»[60]всегда был в России «запахом сезона»[61]. Им надо что-то противопоставить, кроме уже надоевших заключений о том, как важна стабильность, и им надо кого-то противопоставить. Я всегда знал, что наша с тобой встреча имеет гораздо больший смысл, чем зарабатывание нескольких миллионов евро. Я тебя вижу в этой роли. Вопрос в том – видишь ли ты себя. Не отвечай сейчас, подожди неделю, может, дней десять, смотря как события будут развиваться, только, пожалуйста, не снижай активности. Новые лидеры выйдут из блогеров – это уже очевидно. Несколько десятков тысяч читателей и несколько десятков соратников в разных городах – этого достаточно для того, чтобы выходить на трибуну.

– Выходить на трибуну, – повторил за ним Костя, силой воображения пытаясь увидеть себя на трибуне, – …на трибуну чего…

– Стотысячного митинга, и эти сто тысяч в ответ на твой призыв: «Вы хотите этого добиться?», в едином порыве кричат: «Да». Как тебе картина?

– Не задаю дурацких вопросов, понимаю, что вы серьезно, – наконец-то Костя выдохнул и собрался с мыслями, – понимаю, что отстаю от вас на неделю или на две, и все же пару вопросов могу задать прямо сейчас.

– Слушаю тебя.

– Первый вопрос такой. Когда гипотетический «я» стоит на гипотетической трибуне гипотетического митинга и спрашивает у собравшейся толпы, хочет ли она этого добиться, он, собственно, что имеет в виду?