Книга Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

«В приезд Его Высокопревосходительства господина генерал-лейтенанта Алексея Ивановича Иловайского поклонились — 10 р.

С ним же бывшему генерал-майору Дмитрию Иловайскому поклонились — 5 р.».

Странно, казалось бы, Мартынову дают на лапу стоимость трех коней, а войсковому атаману кланяются полудохлой кобылкой. Да и дьяк войсковой (Иван Артемович) огребает вчетверо больше войскового же атамана. Ясно, кто в Войске хозяин?

Атаман, чаще всего, — вывеска. Замкнутая, соблюдающая равенство община охотнее берет его «со стороны». И меж своими зависти не будет, и в случае чего чужого «сдать» не жалко. Лишь через поколения, послужив обществу, становятся люди «своими».

Со стороны же казалось, что храброму да расторопному на Дону в атаманы выйти легко. По заслугам человека вверх двигают, кто б он ни был. Справедливое там общество…

И когда атаманов стали царскими указами назначать, мало что изменилось. Высшая власть подбирала людей на Дону новых, не успевших сродниться, связями обрасти, чтоб не покрывали донцов, блюли б царские интересы. И это с донским обычаем совпадало. Про того же Иловайского помнили, что пришел его предок на Дон с Тамбовщины, с города Темникова, не так давно. А сменивший Иловайского Василий Орлов происходил от «московита», бежавшего от царя Петра Алексеевича во время стрелецких волнений.

Сами атаманы, люди неглупые, истинное положение свое сознавали, стремились переродниться с коренной черкасней, о детях-внуках заботились, знали: если уж не признают на Дону своим, то при всем внешнем почтении «сдадут» рано или поздно, как уральцы «сдали» Пугача, как свои «сдали» Стеньку Разина, как «сдали» Булавина — айдарского казачка. Иловайский пять дочерей своих рассовал за старшинских детей, породнился с Карповыми, Сысоевыми, Яновыми, Кутейниковыми, Луковкиными. А Василий Орлов, не в пример Иловайскому, искал другие связи, дочь отдал за графа Палена, а сына женил на дочке министра финансов. Ну и дай ему Бог… Своим на Дону он не стал. Числились потомки его по Пятиизбянской станице, а жили при царе в Петербурге…

Платовское славное атаманство отнюдь не исключение. Под пятьдесят человеку, а всё «мартыновский зять», и давали ему соответственно. «По первам» вообще кланялись свиными тушками, индейками, гусями и вином. Рублей на восемь набегало.

Но не с платовским нравом зависеть от кого-либо. Вступив на пост, в душе своей уже связался он бороться и с черкасней и с тщеславными службистами иностаничниками. Бить предстояло и налево и направо.

Осознавал Матвей Иванович трезво, что основная поддержка — сверху. Пока верят наверху, пока служит Платов верно, будут держать его на Дону атаманом. Верность он постоянно демонстрировал. Из-за чего на Дону все свары с властью, весь сыр-бор? Из-за беглых. Немедленно организовал он кордоны, чтоб всех бегущих на Дон ловили. Дело не новое. Себряковы на таком кордоне состояние себе сколотили.

Второе дело — кто в правлении сидит. Стал Платов с царем и Сенатом переписываться, как бы лучше Войсковую Канцелярию обустроить. Царь, от которого все ждали писаных законов, Платова поддержал. Стал Платов в Канцелярии председательствовать. Канцелярию же составил из двух членов и четырех асессоров, выбирались эти люди казачьим дворянством на три года. Члены утверждались царем, асессоры — Сенатом. При Канцелярии три экспедиции: воинская, гражданская, экономическая. Воинской атаман распоряжается, за остальными двумя наблюдает прокурор. При Канцелярии, кроме того, определены землемер и архитектор. Главное — кто теперь в Канцелярию нужных людей выбирает. Дворянство! А кто дворяне? Во-первых, те, кто получил штаб-офицерские чины при Потемкине, когда он создавал Гражданское правительство. Таких немного, это самая верхушка и есть. Во-вторых, все войсковые старшины, которые считались младше армейских секунд-майоров, но выше капитанов. Естественно, все, кто в то время выслужил себе настоящее армейские чины. Таких уже побольше. В-третьих, все войсковые чиновники, которых Император Павел I повелел указом 22 сентября 1798 года приравнять к армейским офицерам. Среди этих костяк — командный состав 22-х донских полков, которых посылали в Пинск. Двадцать два помножить на пятнадцать… В-четвертых, все, кто после означенного указа был произведен в офицеры. За последние походы таких означенных немало появилось. В общем, видно, что дворянство на Дону мелкое, служилое, только что созданное. Это обнадеживает. Но львиная доля среди него — пронырливая черкасня, от этого никуда не денешься. Что делать? Ответ напрашивается — расколоть и подчинить, взять в военную службу, накинуть на них воинскую дисциплину, как уздечку на коня.

Приказал Платов: прежде времени об отставке прошений не принимать и к награждению представлять не по старшинству, а по личным заслугам. Еще приказал: чтоб не являлись к нему с просьбами о производстве в урядники. Верным же ребятам сказал: «Чьим детям надо, я сам дам».

Для черкасни это комариный укус.

Хорошо. Запретил вместо себя на службу наемников посылать — а то одни богатеют, а другие разоряются. Царь утвердил и благодарность прислал: «Из всех поступков ваших с удовольствием вижу старание и рвение, вами прилагаемые, для устройства и блага Войска, вам вверенного, доказывающие известное мне всегда усердие ваше к службе».

Окрыленный Платов попытался черкасню с землей прижать. Решила Войсковая Канцелярия оставить войсковые земли «на том самом основании, какое от древности существует», поселки с господскими крестьянами, что самовольно выстроены, смести, а землю станицам отдать. Тут ему в первый раз напомнили, кто на Дону хозяин, пришлось дать отбой. Решила Канцелярия повторно: помещичьи усадьбы на войсковой земле не трогать, но могут оные помещики продавать и закладывать землю только между своими же.

Еще одна попытка. Донес Платов царю, что в Черкасске и в четырех богатых станицах ниже города есть богатые казаки, человек 300, которые торгуют на крупные суммы, а вместо себя на службу людей нанимали, платили тем рублей по 200. Теперь, когда наемники запрещены, предлагал хитрый Платов брать с тех богачей по 100 рублей, а от службы их освобождать, деньги же Канцелярия истратит на снаряжение на службу обедневших, кто сам не в силах купить коня и снаряжение.

Царь передал платовский рапорт военному министру, тот посоветовал выяснить на Дону всех, кто вообще торгует, и выделить их в особое сословие, освобожденное от службы.

Потом уже стало до черкасни доходить, особенно для богатых, что с выделением в особое сословие отрывает их Платов от питательной казачьей среды, раскалывает сплоченную общину.

Естественно, собирал Платов в кучу верных ему казаков, на кого в трудную минуту опереться. Был ему для этого положен особый Атаманский полк в тысячу сабель, вдвое больше обычного. Подбирал верных в учрежденную в Черкасске полицию. Но это заведение с Атаманским полком, конечно же, не сравнится.

И еще одно придумал хитрый Платов и отправился в столицу пробивать свою задумку.

В Петербурге за прошедшие два года улеглась та вспышка «вольностей», которая возникла после смерти Павла Петровича. Прически «а ля Титус» выходили из моды, круглые шляпы и панталоны с сапогами — тоже[90]. Вновь отращивались косички, сгоряча отрезанные в то страшное и радостное мартовское утро. Букли, правда, так и не появились. Спокойно разъезжали русские экипажи, отмененные покойным Императором, и на крики их никто не обращал внимания.