Книга Лоскутный мандарин - Гаетан Суси

— Костюмчик, шляпа — что надо, чертовски хорошая мысль.

Помощник режиссера хлопнул в ладоши, требуя внимания, после чего стал быстро и четко всем раздавать указания. На миг воцарилась тишина. Потом грянул оркестр, снизу осветились декорации, и в этот самый момент Ксавье почувствовал неодолимый страх перед сценой. Это ощущение было для него настолько новым и необычным, что сначала он даже смутился, приняв его за острое желание пописать. Он склонился к ларцу.

— Послушай, ты ведь выдашь для меня отличное представление, да? — произнес он негромко.

Но лягушка лукаво скрестила лапки на груди и неизвестно почему удалилась в угол ларца.

Глава 3

Теоретически, конечно, Страпитчакуда принадлежала Мортансу, но в целом правильнее было бы сказать, что и Мортанс, и его лягушка принадлежали слепому нищему. Когда кто-нибудь говорил ему, чтобы он отвалил, когда кто-нибудь говорил ему, что от него воняет, слепец заявлял, что он — импресарио Ксавье, а потому не может потерять его из виду.

Смотреть представление из-за кулис — то же самое, что любоваться прекрасной женщиной, окривевшей на один глаз. К этому нужно добавить, что Ксавье еще должен был обо всем рассказывать нищему, которому нравилось представлять себе происходящее в воображении. Например, как фокусник вынул из шляпы маленькую коробочку, которая стала расти, увеличиваться и растягиваться, пока не достигала размеров крупного предмета мебели, — Ксавье узнал в нем тот самый ящик с потайным механизмом, который он совсем недавно случайно задел, что чуть не привело к катастрофе; и как потом из этого огромного ящика, к всеобщему удивлению, выскочили две живые человеческие головы, качающиеся как на пружинах и прыгающие вверх и вниз с одного конца сцены д другого.

Головы грязно друг друга ругали и плевались, целясь прямо в лицо одна другой; потом они вернулись в свой ящик — он их словно проглотил и стал понемногу уменьшаться, пока опять не превратился в маленькую коробочку, которую фокусник положил обратно в шляпу, после чего поклонился публике. Нищий отказался во все это поверить, но Ксавье поклялся ему всем для него святым, что так оно и было на самом деле, он это видел собственными глазами, что тут можно еще добавить, слепой господин? После этого объявили антракт, потом антракт закончился, и Ксавье почувствовал, как в душе нарастает сильное беспокойство. Рядом с ним, устроился чревовещатель, положивший свою куклу на колени. Подручный сказал ему, что скоро подойдет очередь его и его лягушки, на что чревовещатель заметил: «Вот и хорошо», — и ничего к этому не добавил.

Воспользовавшись случаем, Ксавье улучил момент и спросил его, будут ли сегодня вечером выступать цирковые артисты, но кукла чревовещателя его заверила, что весь вечер будут давать только эстрадные номера и ничего другого.

— А ты, парень, не дурак, — подал голос слепец, — если опасаешься циркачей. Ох! Мой раввин знал, о чем говорит. С музыкой, например, все в порядке. Но он запрещал нам ходить на театральные спектакли. Он говорил, мой раввин, что нельзя в течение двадцати пяти лет жизни человеческой каждый вечер пытаться убедить людей в том, что мы те, кем на самом деле не являемся потому что люди и так знают, что мы не те, за кого себя выдаем, но притворяются, что верят нам, и от этого у нас ум за разум заходит. Они поэтому насквозь пропитаны ложью, понимаешь, и всякими извращениями в смысле продолжения рода.

Ксавье совсем не вникал в пересказ философствований раввина, потому что все его внимание сосредоточилось на вышедшем на сцену Моисее, который только что получил скрижали завета.

— Если это не актер, скажите на милость, кто же он тогда? — спросил Ксавье, чувствуя, как у него начинает сосать под ложечкой. (Его вопрос был адресован кукле чревовещателя.)

— Это просто рекламный агент, — услышал он ответ.

А Моисей тем временем вынул из своей просторной туники пакет с зефиром, нанизал кусок пастилы на острие патриаршего жезла и стал его греть над огнем неопалимой купины.

— Ничто после откровения свыше не может сравниться с теплым ароматным зефиром от Крафта, — авторитетно заявил исполнитель.

Раздались аплодисменты. Потом настало время кратких новостей. На языке у слепца так и вертелся вопрос, не дававший ему покоя.

— Скажи-ка мне, парень, ты, наверное, за свою лягушку деньги лопатой гребешь?

Ксавье не ответил, взгляд его был прикован к сцене. Первая краткая новость представляла собой нечто вроде отчета о работе нью-йоркских скотобоен. Ксавье узнал фронтон «Салезон Сюпрем». Лошадей, свиней и другую скотину ударами молотов по голове валили на землю, а потом животных подвешивали на крюках, они так и висели, раскинув окорока. Зрители с воодушевлением имитировали вопли животных, которым перерезают горло. Прошел слух, что профсоюз забойщиков скота решил вступить в коалицию с Американской гильдией разрушителей, и рабочие скотобоен вместе с рабочими-разрушителями радостно пустились в пляс, празднуя это знаменательное событие… Во второй краткой новости до небес превозносились туристические достоинства одной заморской страны — ее национальные костюмы, красочные народные празднества, ее памятники, ее монархия. Ксавье поразило объявление о том, что страной этой является Венгрия.

— Ах, эта Венгрия! — сказала кукла. — Дунай, Будапешт, замки… Мы ездили как-то туда в турне, но это было очень давно. Я бы с радостью осталась там жить.

— Если б у меня деньжата были, я бы до конца жизни хотел жить в Германии, — заявил слепец. — Я видел ее во время войны, и это было последнее в моей жизни прекрасное зрелище, которое видели мои глаза… Германия оставила в моей жизни свой знак.

Мой раввин, который оттуда родом, любил повторять, что не знает в мире ничего прекраснее сельского пейзажа в Пруссии.

— Но это же не Венгрия, — возмутился подручный. — Прежде всего, где же там свекла? И крест на вершине горы? И река Святого Лаврентия?

Третья, и последняя, краткая новость состояла в том, что в мир никогда больше не будет никаких войн, с этим покончено навсегл и так далее, потому что Америка будет присматривать за миром. Аплодисменты. Зрители встали и вытянулись по стойке смирно, Ксавье почувствовал приближение момента, которому суждено определить весь ход его будущей жизни.

Но вопрос, волновавший слепца, продолжал жечь ему язык потому что подручный так на него и не ответил. Нищий снова сказал, брызжа слюной, что теперь Ксавье, должно быть, с этой своей лягушкой лопатой гребет деньги, что теперь он так разбогател, что наверняка забросил к черту поиски своей разрушительной команды. Но подручный огорчил его, сказав, что, напротив, он свои поиски продолжает, и добавил, между прочим, что пока он искал бригаду, часть своей невероятной зарплаты раздал бездомным, а слепец, когда это услышал, воздел руки к небу», после чего прикрыл ими свою шляпу — этот жест красноречивее слов должен был свидетельствовать о его разочаровании и беспокойстве.

— Ты говоришь, деньги свои на бездомных разбазарил? — переспросил он с таким видом, будто вот-вот умрет от желудочных колик.