Книга Сад камней - Яна Дубинянская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни разу не тот Яр Шепицкий, с которым я гуляла по лесу десять лет назад, шутила в коридорах студии — и которого всегда с легким сердцем отпускала в эту его Польшу, где мне-то уж точно было нечего делать. И тем более не тот, которого я сама недавно выдумала.
Совершенно другой, незнакомый, чужой человек. Непредсказуемый, чуждый, опасный. Ненормальный — в здравых человеческих умах по определению не возникает подобных схем. Никак не соотносимый со спокойным, уравновешенным, ироничным Яром… Ну да, это знакомо, азбука кинематографа, многократно обкатанный прием из классических триллеров, где серийным маньяком-убийцей всегда оказывается самый рассудительный и здравый, открытый и улыбчивый, донельзя нормальный, старый знакомый, свой. Так всегда страшнее. А у меня ребенок.
Она, конечно, уже заливалась вовсю, орала в полный голос, а я ничего не слышала, пока не подошла вплотную к порогу, и нечего изображать из себя настроенную на особую волну, автоматически заботливую, почти биологическую мать. Хорошо хоть, не смогла встать в комбинезоне и нырнуть рыбкой в дощатый пол, но колыбель раскачала как следует, словно лодку в девятибалльный шторм. В неплотно прикрытых ставнях свистел сквозняк, печка потухла, помещение выстудилось чуть ли не до уличной температуры. А я в это время распивала чай — неизвестно с кем. И неизвестно, чем это кончится.
Пока я ее укачивала, пока уговаривала заткнуться, потерпеть, пускай я хотя бы закрою окна и разворошу жар, сейчас, сейчас пойдем на кухню, нет, ну надо же до чего прожорливое существо! — он, конечно, смотрел. Наблюдал с исследовательским интересом, теперь уже вблизи; не исключено, кстати, что Отс вместе с Иллэ и Ташей, перед тем как исчезнуть, понатыкали тут повсюду скрытых камер, если не сделали этого в первые же дни. Теоретически он мог и всю дорогу наслаждаться картинкой. Но сейчас у нас практическая фаза. И надо быть внимательной, бдительной, собранной в кулак, готовой ко всему.
— Да тише ты! Уже, уже идем варить твою кашу…
И вдруг она ни с того ни с сего послушалась, замолчала — я даже успела удивиться. Раскрыла во всю ширь и глубину свои черные глазищи. Уставилась куда-то за мое плечо.
— Похожа на тебя, — сказал Яр. — Красивая.
Улыбнулся.
* * *
— Еще раз. Еще раз, я сказала!.. Сцена та же. Виктор, левее. Пашка, ты готов? Работаем. Мотор!.. Пашка!!!
— Да не ори ты, аккумулятор сдох. Сейчас поменяю, и работаем.
— Давай быстро. Не мог раньше поменять?
— Ни фига, нужно до конца разряжать, дольше прослужит. Сколько сегодня еще снимаем?
— Две сцены, кроме этой. Шевелись ты!
— Каждой по десять дублей? Это я так, уточняю.
— Козел.
— Марина Ивановна, можно вас на секундочку? Мне сегодня нужно пораньше уйти. Видите ли, приезжает подруга, и…
— Ася, это замечательно, а что у Наташи лицо поплыло, вы не видите?!
— Жарко же. Я поправлю сейчас! Только, пожалуйста…
— Идите поправьте. Быстро. Всем приготовиться! Сцена шестнадцатая, дубль седьмой. Мотор!.. Стоп-стоп-стоп. Наташа!
— Что-то не так?
— Все так, попробуй сделать то же самое, но с человеческим лицом.
— Марина, но вы же сами говорили: минимум эмоций.
— Минимум эмоций на человеческом, черт возьми, лице! У кого ты была на курсе?
— А вам зачем?
— Уже незачем. Можешь быть свободна. Совсем. Все претензии решай через Игоря Эдуардовича. Снимаем сцену номер восемь, Володя еще трезвый, надеюсь?
— А если уже бухой, ты и его уволишь?
— Пашка, заткнись. Не твое козлиное дело. Знаешь ведь, я с недозвездами не работаю.
— Да ладно, я вообще молчу.
— Володя, готов? Почему это не в гриме?! Девочки, в чем дело? Ася!
— Аси нету, вы ее отпустили.
— Я не… Хорошо, Валя, сделай ему лицо, быстро! Солнце уходит. Пашка, ты чего?!
— Солнце уже ушло. Как будто сама не видишь.
— Н-да… осень, блин. Колян, Петрович, Толик, выставляйте свет. Живо! Чего? На фиг вашу пулю!!! Всей группе пока перекур. Чего тебе, Танька?
— Маринка, я все понимаю, но за Наталью Эдуардыч тебя убьет. Ты хоть знаешь, кто насчет нее звонил?
— Ты не поверишь, насколько мне фиолетово. Она же ничего не умеет. Ни черта вообще.
— Марина Ивановна, подпишите накладную по смете.
— Прямо сейчас?!
— Из министерства еще вчера требовали.
— Сволочи. Давайте сюда.
— То есть ты это серьезно? И что теперь? Заявлять повторный кастинг?
— Давай повторный… То есть нет. Подожди. Не надо пока.
— Правильно, остынь, может, еще передумаешь.
— Смеешься? Ни фига. Просто мне, Танька, тоже иногда звонят… всякие… черт, а мало ли. Короче, на завтра объявишь группе выходной, а мы с тобой в Аннинку, на хореографическое… Перекур окончен! Восьмая сцена, дубль первый, Володя, ближе к центру, правый свет повыше, Пашка, блин, козел, где ты там? Работаем, мотор!
* * *
— Красивый у тебя кулон.
— Мне тоже нравится. Спасибо, Яр.
Кивнул с улыбкой, закрепляя маленькую двусмысленность моего «спасибо». Я поправила на груди кулон, надетый поверх свитера, яшма в коже идет к шерсти крупной вязки, не кажется на ее фоне слишком массивной. Задуманный как раз для подобной фразы, прозвучавшей вхолостую, в молоко. Нет, так не пойдет. Двусмысленностей больше не будет.
— Ты знал, что я здесь. Правда же, знал?
Внимание. Соврет?
Яр сидел у печки, вороша угли кочергой, и малышка, устроившись рядом со мной на кровати, серьезно и внимательно наблюдала за ним.
Обернулся с обезоруживающей улыбкой:
— Знал.
— Откуда?
— Юля позвонила, сразу, как ты пропала. И я поехал искать. Вокзал, кассы, проводник поезда… просто.
Я кивала, как будто верила. Ну да, мы же знаем, у Яра есть хобби: чуть что ехать за тысячи километров, разыскивать, спасать, для того он и существует в моей жизни, поскольку программа-максимум — увезти меня с собой — никогда ему не удавалась и в этот раз не удастся тоже. Всё сходится. Если не обращать внимания на неувязку в пару месяцев, которые почему-то понадобились ему для таких простых поисков.
— Кстати, как она там, твоя Юля?
— Не знаю, я давно ее не видел. Никакая она не моя, просто очень талантливая девочка, я ее случайно заметил на кастинге для одного телешоу, она туда и не прошла, по-моему… Совершенно необыкновенная. Зря ты так с ней.
— А что я, по-твоему, могла для нее сделать?
— Не знаю… По крайней мере не бросать вот так.