Книга Сфинкс - Тобша Лирнер

Когда я проснулся в третий раз, передо мной сидел мужчина в спортивных брюках и совсем не подходящей к ним куртке на молнии. Была в нем определенно какая-то странность. Высокий, лет сорока с небольшим, с удивительно невыразительным лицом и не по годам седыми волосами, он, как мне показалось, уж слишком внимательно разглядывал стоявший у меня на коленях рюкзак с астрариумом. Пока я прикидывал, сколько мне потребуется времени, чтобы выскочить из вагона, он поднял глаза и посмотрел в упор враждебным, немигающим взглядом. Я готов был бежать, но он в это время взял в руки белую палку, какими пользуются слепые. Устыдившись своего шизофренического страха, я отвернулся к окну и, стараясь успокоить сердцебиение, стал смотреть на проносившийся мимо пейзаж.

Часом позже мы прибыли на вокзал Кинг-Кросс, и я удивлением увидел, что платформу украшали государственные флаги и плакаты, извещавшие о праздновании 25-летней годовщины правления королевы. Теперь я понял, почему в поезде было так мало людей. Я забыл, что на календаре седьмое июня. Пока я добрался до дома, Лондон начал гулять вовсю. Дорогу перегородили, и наш тупик совершенно преобразился. Должно быть, пока я был в Египте, соседи серьезно готовились к общему празднику.

Посреди улицы под навесом установили стол с тортами, сандвичами, желе и другими образцами английской домашней кухни. Рядом на небольших прилавках продавали всевозможные сувениры: фарфоровые кружки с изображениями монаршей семьи, чайные чашки с улыбающейся королевой на дне, юбилейные ложки, ножи для масла, почтовые марки и сувенирные программки.

В одном конце улицы регги-банд исполнял «Нет, женщина, не плачь» Боба Марли, в другом струнный любительский квартет играл Элгара. Растянутые над головами транспаранты прославляли двадцатипятилетнее правление королевы, свисающие с окон флаги трепетали на ветру, словно вывешенное сушиться яркое белье. Соседи, друзья и родственники возбуждено толпились вокруг столов.

Вдоль тротуара стояло несколько прилавков. На одном из них торговали блюдами вест-индской кухни: жареными бананами, карри из козлятины с рисом; на другом — приправленным карри мясом; на третьем — английской свиной колбасой, маринованными яйцами и заливным угрем. Воздух был пропитан смесью разномастных запахов: карри, горячего хрустящего картофеля, благовоний, иногда откуда-то тянуло ирисками.

Два растафарианца с дредами до пояса беседовали со среднего возраста парой, одетой как жемчужные король и королева из лондонских кокни в сверкающие множеством пуговиц костюмы. Полногрудая брюнетка со скипетром в руке изображала Британию на троне, а подвыпившие мужья стояли в очередь, чтобы сфотографироваться с ней. Старик вел на поводке белого, весьма упитанного английского бульдога, одетого в костюмчик цветов национального флага.

Целые семьи танцевали на асфальте — кружились в вальсе под скрипки или притопывали в стиле бибоп под регги-банд. Между захмелевшими взрослыми гонялись друг за другом и верещали от возбуждения дети. Было в этом что-то торжествующе языческое, далеко выходящее за рамки события. Я расслабился, позволив себе забыть выпавшие на мою долю за последние два месяца невзгоды. Схватил сандвич и стал то ли пританцовывать, то ли проталкиваться к двери, почти неразличимой среди навешанных на дом лент и шаров. В этот момент меня остановил за плечо Радж.

— Оливер, тебя ищет какой-то мужчина, уже два раза приходил к нам домой. Признайся, дружище, у тебя неприятности?

Я резко обернулся и окинул взглядом толпу. Хью Уоллингтона не заметил, но за головами танцующих трудно было что-либо рассмотреть.

— Он здесь? — Я изо всех сил старался не поддаваться панике.

— Сейчас не вижу, но, думаю, здесь. — Он был явно встревожен.

Ничего не объясняя, я повернул в просвет в толпе и мимо гуляк направился на другую, пустую сторону улицы. Тут кто-то ухватил меня за куртку, и я встретился с суровым взглядом Стенли. Мальчик вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Я попытался вырваться, но он меня не отпускал. С другой стороны к нам спешили Альфред и немолодой худощавый мужчина, по виду житель Средиземноморья.

Стенли крепко держал меня за руку, и его глаза осуждающе сузились.

— Вас ищет господин из Италии. Наверное, потому, что вы убили Исси. — Его пальцы крепко сомкнулись на рукаве моей куртки.

Я наклонился, чтобы посмотреть восьмилетнему парню в глаза.

— Стенли, Изабелла погибла в результате жуткого несчастного случая… — Договорить не удалось — чья-то ладонь легла мне на плечо.

— Мистер Уарнок?

Незнакомец неловко протянул руку, немало разочаровав близнецов, которые, видимо, ожидали, что меня немедленно арестуют. У мужчины был массивный подбородок и полные чувственные губы. Он был похож на стареющего сластолюбца. Я решил, что ему под шестьдесят. Его кожа отличалась нездоровой серостью и была покрыта сетью мелких морщин, словно он недавно пережил трагедию.

— Я профессор Энрико Сильвио, — сказал он с итальянским акцентом. — Был преподавателем вашей жены в Леди-Маргарет-Холл в Оксфорде.

Я закрыл окно, и доносившиеся с улицы звуки стальных барабанов и бас-гитары стали тише. Профессор Сильвио обводил глазами гостиную, словно хотел по обстановке и фотографиям восстановить историю моего брака. Почувствовав мой взгляд, он повернулся ко мне.

— Очень любезно с вашей стороны пригласить меня в дом. Извините, если напугал.

— Что вы, что вы, я же первый вам позвонил, — осторожно ответил я, боясь вторично совершить ту же ошибку, что с Хью Уоллингтоном, но лицо профессора показалось мне настолько честным, а сам он таким хилым, что я решил: нет никакой опасности в том, чтобы пригласить его в квартиру поговорить.

— И я пришел. — На его открытом лице промелькнуло выражение сдержанного удовольствия.

— К тому же если бы вы хотели ограбить и напасть на меня, то давно бы это сделали, — быстро добавил я.

— Напасть? С какой стати? У вас много врагов?

— Похоже, обзавелся в последнее время, — усмехнулся я. — Поэтому попытался скрыться. Простите, если обидел. Не знал, каковы ваши намерения. Сам я работаю в нефтянке. И мир Изабеллы мне незнаком. Незнаком и ставит в тупик.

— Могу себе представить, — вздохнул итальянец, и я снова заметил, как телесно слаб человек с бледной, высохшей кожей. — А я все гадал, за кого выйдет замуж Изабелла. — Он подошел к столику и взял в руки ее фотографию в рамке. — Думал, может, за художника или революционера левацкого толка, но уж только не за бизнесмена. Был уверен, что ей требовался подвижник. — Он поставил снимок на место.

— Видимо, вы хорошо ее знали.

Моя фраза, похоже, его взволновала, и он принялся расхаживать по комнате.

— Я умираю, мистер Уарнок. — Последовала короткая пауза, а затем Сильвио, словно решив исповедаться, продолжил: — Одно из преимуществ понимания собственной смертности в том, что начинаешь ценить скоротечность жизни. У меня не осталось времени на тонкости и нюансы. И я, как умирающий, обязан говорить прямо.