Книга Завещание Сталина - Эдуард Скобелев

Шеф не ответил на поставленные вопросы. Собственно, я и рассчитывал именно на это, зная, что его беспомощность может означать для меня необходимую льготу. И льгота была получена.

— Россия решает новые задачи не в одиночестве и, стало быть, имеет пределы своей воле… Я согласен с постановкой всех проблем и обещаю Вам, что в самом кратком времени дам необходимые разъяснения… Вы проявили излишнюю скромность, не коснувшись оплаты ваших и впрямь неординарных усилий… Но мне кажется, вы допускаете досадный промах: сколько бы Вы ни оставались в этом городе, Вы не только осуществляете контракт, но и живёте обычной жизнью, которая тоже лимитирована, как всё остальное. Не следует чураться знакомств и прочих радостей или огорчений общения…

Я не получил ответа на принципиальные вопросы. Более того, оттяжка как бы свидетельствовала о том, что меня ожидают отрицательные ответы. Зато я получил санкцию на инициативу. Отныне те, кто отслеживал каждый мой шаг, обязаны были знать, что я получил санкцию на любые контакты, это развязывало мне руки. Я был убеждён, что рано или поздно разнюхаю что-либо такое, что поможет вернуть стране её подлинные национальные интересы. Возможно, это было наивно, но без этой наивности не имело цены всё остальное.

Вечером того же дня я пригласил полковника на чай. Мурзин явился в своём дурацком колпаке и пижаме и явно тяготился чаем, прямо говоря, что чай не соединяет собеседников так, как вино. Тем не менее, он с удовольствием ел и пил, попросив разрешения отложить пару бутербродов для угощения внука.

— Никаких проблем! Высокие гости, которые здесь бывают, вынуждают власти заботиться о доставке продовольствия. Наш единственный гастроном ломится от изобилия товаров, в том числе западного происхождения.

— У людей мало денег, — пояснил полковник. — Времена дефицитов, которые мы проклинаем, свидетельствовали об огромной покупательской способности большей части населения. А теперь красная икра лежит до тех пор, пока не приходит критический срок хранения. Тогда икра появляется в меню сразу всех санаториев.

— Меня больше интересуют не столько события в этом городе, сколько события в каждой из республик взорванной державы. Между тем, кроме ублюдочной пропаганды, я не имею никаких иных источников информации… Я привык работать на фоне широкой перспективы. Я должен знать, куда всё катится, чтобы работать профессионально…

Отставной полковник сочувственно вздохнул:

— Перспективы отныне уже не будет. Мы должны приучиться, как западные люди, жить без перспективы… Калькулируйте доходы, здоровье, дни жизни, но не прикасайтесь к событиям истории, это не ваше дело!

— Русское самосознание никогда не смирится с этим! Чтобы жить полноценно, даже нищий русский человек хочет обозревать всю планету и всю историю. Он скорее недоест и недопьёт, недоспит и переработает, чем станет печься о своей шкуре как единственной ценности мироздания!

— Господи, — сказал полковник, и глаза его увлажнились. — За эти Ваши слова я не только бы сейчас вздрогнул за хорошим стаканчиком, я бы вообще отдал Вам половину своей квартиры совершенно бесплатно!.. Да, именно: я согласен на любые муки, но чтобы во всякую минуту обозревать всю вселенную, все её тайны. С гнусным рационализмом западной жизни я лично не соглашусь ни за какие коврижки!

— Но Вы же сами говорите, что отныне Россию лишили этой её природной потребности.

— Да, они постараются это сделать, желая гибели нации! Они ведь прямо ставят на нашу погибель!.. Русские нужны Западу только для столкновения с арабами и китайцами — и только!.. А потом их столкнут и заселят Черноземье какими-нибудь албанцами.

Мурзин был, конечно, сломлен, но в проницательности и резвости мысли ему было трудно отказать. «Что он за человек и можно ли будет положиться на него при нужде?..»

— Мы ведь и раньше по сути ничего не знали о подлинных событиях истории и современности, — задумчиво продолжал Мурзин. — Революция, гражданская война, так называемые «сталинские репрессии» и многое-многое другое… Нами манипулировали, как хотели…

— Да, конечно… Ну, вот вы служили здесь, видели большое начальство и лучшую агентуру. И что же, Вы знали об истине?

Мурзин прожевал бутерброд с вяленой колбасой и потеребил себя за ухо.

— Какие-то отголоски истины доходили и до нас… Я, например, только тут разобрался в масонском характере власти, которую установил Ленин… Может быть, даже он не знал о махинациях второго эшелона, который и крутил все педали. Потому и вывели его из строя с августа 18-го… Это была глубоко законспирированная антинародная власть… Только Сталин в целях самоспасения придал системе действительно рабоче-крестьянский характер. Но тем самым он бросил вызов всему миру. Он действовал в крепости, осаждаемой изнутри и извне… Вы не согласны?..

— Друг мой, — сказал я, учитывая все обстоятельства своего положения, — меня интересует прежде всего эффективное выполнение контракта. Мне обещана премия, и я готов отщипнуть вам определённую сумму, но мне нужно сориентироваться самому… Скажу откровенно: мне тошно, я не очень верю американцам и не очень хочу работать на них. Я согласен работать только на Россию, пусть даже и оккупированную…

Мурзин засмеялся пустым смехом алкоголика. Маразм интеллекта начинается с того, что все понятия приобретают циничный характер. И я услыхал то, что рассчитывал услышать:

— Вам не к лицу повторять убогие формулы о непобедимости России. Вы прекрасно знаете о том, что разрушению поддаётся любой строй и любой народ. Пропившаяся, посаженная на иглу Россия, лишённая животворящей философии единения с природой, которую мы находим во всех памятниках Древней Руси, издохнет сама собой… Вы мне яснее изложите мою задачу, не бойтесь, я просто не могу служить новому строю, хотя и старого не признаю — он жестоко обманул народ!

— Вы от меня хотите примерно того же, что я хочу от своего нынешнего начальства. Я хочу знать, куда мы дрейфуем, что следует поддерживать и чему нужно препятствовать во что бы то ни стало… Но с Вами мне проще: помогите освоиться в этом городе, покажите его достопримечательности, представьте людям, играющим ключевую роль…

— Дык ведь с огромным удовольствием, только самых новых людей и я не знаю, теперь уже ослабли мои связи.

— Вот и восстановите. Всё равно ведь наедине жизнь не живут… Я так воспитан и хотел бы, чтобы и дети повторили мой путь: чтобы помочь себе, помоги Родине. И если даже не можешь помочь себе, всё равно помоги Родине.

— Что такое Родина?.. Хитрая это нынче наука…

— Но ведь и мы не полные дурни…

Вскоре после того разговора, где мы пощупали друг друга и разошлись в нерешительности и взаимных подозрениях, я прогуливался с Мурзиным и встретил на городском пляже Леопольда Леопольдовича.

— Ну как? — в плавках этот пузатый человек производил ещё более отталкивающее впечатление. — Помните о моей теории?

— Пукаем, пукаем, — хмуро отвечал ему Мурзин, держа руки за спиной. — И покакаем за твоё здоровье, едва ты выбьешься в главное светило медицины!