Книга Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идем молча. Чувствую, что Николь неловко за откровеннуюгрубость Жани, но, честное слово, меня такая чепуха ничуть не волнует. В нашейродилке такого наслушаешься и насмотришься! Я же говорю, меня мало ктопринимает всерьез, даже когда я в белом халате или в униформе, ну а сейчас-то,в символическом платьице на бретельках…
– Слушай, я ведь завтра уеду, – говорит Николь. – Как ты тутбудешь, а?
– Ничего, выживу! Ты во сколько встанешь?
– Ну, часов в десять, не раньше. Воспользуюсь случаемвыспаться.
– Отлично! Тогда, если я проснусь до восьми, то побегаю,хорошо? Где тут хорошие дороги?
– Что значит – где хорошие дороги? – удивляется Николь. –Везде, конечно.
Ну да, дитя цивилизации, что с нее возьмешь!
– Все равно я буду за тебя беспокоиться, – говорит Николь. –Жаль, у тебя нет мобильного телефона. Но имей в виду, что ты всегда можешьпозвонить мне от Клоди. И я буду ей названивать, договорились?
– Заметано!
Ну и тишина здесь, в Мулене! Мыслимо ли уснуть в такойтишине?
Впрочем, я напрасно беспокоилась. Тишина – понятиеотносительное! Часы на церковной колокольне метрах в ста от нашего дома бьюткаждые тридцать минут. И я просыпаюсь всякий раз. Только начинаю привыкать кэтому бою, как луна становится напротив окна и заливает комнату великолепнымбелым светом. Деваться некуда – придется закрыть окно. Не раму, нет, иначе язаживо сварюсь в духоте, просто ставни притворю.
Подхожу к окну – и тихонько ахаю.
Вот это луна! Боже мой, какое серебро разлито поизнемогающей в душной дремоте округе! Этот свет погасил все звезды, только наюго-западе медленно мигает в вышине одна – огромная, влажная, мохнатая, похожаяна бледно-оранжевую астру. Ну да, «звезда» по-латыни – именно астра.
А ведь это и есть Марс. Так вот ты какой, цветочек аленький!Безусловно, правы те, кто называет планету зловещей. Ее красота подавляет своимсовершенством. Никогда не видела ничего подобного!
Высовываюсь из окна и обнаруживаю, что там, куда недостигает ослепительное лунное свечение, небо сплошь усыпано звездами. Живые,жукастые, шевелятся! Множество светлячков разбежалось по черному бархату. И заними все так темно-прозрачно, безгранично! Небо похоже на море,фосфоресцирующее море! Мне даже слышится рокот волн, набегающих на песок.
Нет, что за ерунда? Это вовсе не рокот волн, а отдаленныйрокот мотора. Какая-то машина подъезжает. Может быть, Жани все-таки вызвала«Скорую»?
Нет, не фургончик «Скорой», подъезжает небольшая спортивнаямашина. Цвет ее при луне определить трудно. Бордовая? Фиолетовая? Коричневая?Не пойму. Она останавливается возле здания мэрии, которое мне показала вечеромНиколь (раньше в Мулене были и мэр, и жандармерия, и магазины, и даже ресторан,это теперь деревня пришла в запустение). Я вижу, как из машины выскальзываетженская фигура и, перебежав освещенную улицу, исчезает в тени мощных платанов.До меня какое-то время еще долетает вкрадчивый, негромкий перестук каблучков,но вот все стихает.
Поздно гуляют муленские красотки!
Почему я решила, что она красотка? Ничего же не видно.
Да какая разница?
Меня вдруг охватывает просто-таки невероятная усталость,нечеловеческая. Забыв, что хотела закрыть окно, я валюсь на кровать и засыпаюмоментально, и сон мой не в силах потревожить ни луна, ни бой часов, ни шуммашин, ни вороватый перестук чьих-то каблучков вдали.
С непостижимым чувством я взяла сегодня в руки свой дневник…То, что я могу продолжать делать записи, – истинное чудо. Кажется, я усомниласьв божьем милосердии? Но разве не увел Он меня прошедшим вечером из дому и неспас этим от неминуемой смерти?..
Да, после встречи с Иваном Фроловым ночи мои былибеспокойны. Я только и думала: верить ему? Не верить? Обманет он меня? Сдастбольшевикам или поможет мне и Косте? Я так себя извела бессонницей, чтопрошедшим вечером сил уже не было ни на что, даже на тревогу. Решила поспать вочто бы то ни стало. Но только легла, как в дверь постучали. Подошла с опаскою:
– Кто там?
– Барыня, отворите. Это я, Дуняша. Тут вас какая-то девчонкаищет, к моим спекулянтам забрела. Ну, я ее и привела. Отворите, барыня!
– Что за девчонка?
Накидываю на плечи платок и отпираю. При свете свечечки вижуна пороге Дуняшу в таком же, как у меня, платке, накинутом прямо на рубаху, идевчонку лет четырнадцати, одетую по-уличному. Та же порода горничных! Носиквостренький, глазки смышленые. Лицо ее мне знакомо.
– Не узнаете меня, барыня Татьяна Сергеевна? Я от Львовых.
– Боже мой! – Я всплескиваю руками и едва не гашу своюсвечу. – И правда, я тебя в полумраке не узнала. Так ты от Иринушки! Да неужтоу нее началось?!
– Началось, – важно кивает девчонка. – А не то зачем бы меняприслали середь ночи?
– Да ей же еще дней десять, а то и неделю ходить! –продолжаю причитать я.
– Ну, на все воля божия, – философски изрекает девчонка. –Вам ли не знать!
В самом деле. Мне ли не знать…
Торопливо одеваюсь. После того, как минувшей зимой на менянапали на улице, стукнули по голове и отняли мой акушерский саквояж со всемсодержимым – я едва пережила эту утрату, даже на головную боль почти необращала внимания! – мне мало удается заниматься своим ремеслом, которому яучилась и исполнять которое, смею заверить, умею очень даже недурно. Теперь ятолько и могу, что наблюдать некоторых пациенток, а в особо опасных случаяхсопровождать их в казенную родилку. Обычно это дамы, у которых именно япринимала первых детей. Они по-прежнему доверяют только мне в таком важном иответственном деле. И хотя рожать в наше время рискованно и даже опасно, а кудаденешься? Жизнь идет… Да, прописные истины тем и значительны, что онибесспорны.
Иринушка, Ирина Львова, принадлежит к числу именно такихмоих постоянных пациенток. Два года назад я приняла ее сыновей-близнецов,которые сейчас отправлены в деревню, под Лугу. Жизнь там не в пример сытней испокойней, чем в Питере. Иринушка – душа рисковая, решилась родить снова. Нучто ж, поглядим, что из этого выйдет.
Видимо, забывшись, я произнесла последние слова вслух,потому что Дуняша, которая домой все еще не ушла, а исподтишка наблюдала замоими сборами, вдруг смеется:
