Книга Мы - на острове Сальткрока - Астрид Линдгрен

Он помог ей накрыть стол к завтраку на лужайке перед домом. Малин передавала Мелькеру из кухни тарелки, чашки, блюдца, а он нес их в сад. Когда все было готово, Мелькер оглянулся.

— А где же мои голодные мальчишки?

Двое старших уже возвращались с моря. Они встали рано и успели сходить на рыбалку. Рыбы они, ясное дело, не наловили, но посидеть на утреннем солнышке у окуневой отмели — это да! Такие часы не пропадают даром. Нагуливаешь аппетит.

— О Малин, ты никак испекла вафли?

Никлас с одинаковым удовольствием смотрел на сестру и на вафли.

— Да, это в знак благодарности этому чудесному утру, оно ведет себя отлично!

Мелькер одобрительно кивнул головой.

— Удивительное утро и удивительный завтрак: стол накрыт Мелькером собственноручно. Вафли, кофе, простокваша, тосты, масло, сыр, варенье и осы, что угодно еще?

— А ос ты тоже подал собственноручно? — спросил Юхан.

— Они, разрази их гром, сами прилетели. Придется и этим летом мучиться с осиным гнездом.

Мелькер прогнал нескольких ос, примостившихся на баночке с вареньем. Но если бы даже на коленях у Пелле сидел лучший в мире щенок, Все равно в его сердце хватило бы места для всех других зверюшек и насекомых на земле, поэтому он укоризненно сказал:

— Оставь в покое моих ос, папа! Они тоже хотят жить в столяровой усадьбе, точь-в-точь как и мы! Ты что, не понимаешь?

Мелькер, конечно, понимал, как здорово жить в Столяровой усадьбе. Они все это понимали.

— Чудно все-таки, как мы привязались к этой древней развалюхе, — сказала Малин.

Красная стена дома за ее спиной, да и вся Столярова усадьба излучали какое-то тепло. И Малин считала, что это вовсе не зависит от солнца. Она воспринимала весь дом, словно живое существо, преданное, доброжелательное и теплое, которое взяло их под свою опеку.

— Древняя… да, но не очень, — сказал Мелькер. — Тесовая обшивка кое-где прохудилась, но сам дом из крепких ядровых бревен. Да, крыша, пожалуй, тоже неважнецкая, но, будь это мой дом, я бы его подновил так, что его стало бы не узнать.

«Воздвиг бы я себе дом на самом краю моря и приладил бы к нему новую крышу, — подумал про себя Пелле, — вот было бы здорово».

— А участок какой! — воскликнул Мелькер. — Такого нигде не найдешь!

Они ели свои вафли, смотрели на свой участок и на свою Столярову усадьбу и думали, что все это — бесподобно. Сладко благоухая, цвел жасмин, кусты шиповника были осыпаны нежными бутонами, которые вот-вот распустятся, весь участок зеленел и цвел, точно райский сад, неприметно спускаясь к берегу, где у пристани кричали чайки: конечно, все было бесподобно.

— Подумать только, обыкновенный простой столяр! А как поставил дом! Ни к чему не придерешься, — сказал Мелькер. — И службы. Вся усадьба словно по волшебству сама собой выросла из-под земли. За такой двор столяра следовало бы наградить медалью.

— Папа, мы всегда будем тут жить? — спросил Пелле. — То есть каждое лето?

— Да, да, разумеется, — подтвердил Мелькер. — Сегодня Матсон приедет, он звонил в лавку и предупредил, так что наконец-то мы подпишем новый контракт.

Пока Мелькерсоны завтракали, Чёрвен прогуливалась с Боцманом. Она спустилась к причалу покормить лебедей. Каждое утро лебединое семейство: папа-лебедь, мама-лебедь и семь маленьких серых комочков — лебедят — подплывали к берегу. Сегодня, пока они клевали черствый хлеб из ее рук, к причалу подрулила большая незнакомая моторка. Пассажиров было трое. Одного из них ей уже приходилось видеть и раньше. Это был Матсон, наезжавший на остров несколько раз в году. Но другой, высокий плотный мужчина в морской фуражке, который вел лодку, никогда прежде на Сальткроке не бывал, так же как и девочка, сидевшая рядом с ним.

— Подай конец! — скомандовала Чёрвен, и Матсон швырнул ей канат; она пришвартовала лодку.

— Смотри, какая ловкая, — сказал человек в морской фуражке, спрыгнув на берег. — Неплохой получился узелок.

Чёрвен расхохоталась:

— Узелок! Да это же двойной морской узел! Право слово!

— Гм! — хмыкнул человек в морской фуражке. — Когда ты успела научиться таким премудростям?

— А я и не училась, я сроду умела, — ответила Чёрвен.

Вытащив из кармана блестящую, новехонькую крону, он отдал ее ей. Удивленно взглянув на монету, Чёрвен улыбнулась:

— Неплохо заработала на двойном морском узле.

Но приезжий уже не слушал ее, вернее, попросту не замечал.

— Давай, Лотта! — крикнул он, и девочка спрыгнула на берег. Чёрвен она показалась очень нарядной — в узеньких светло-синих брючках и белом джемпере. Ее каштановые волосы были красиво уложены. Счастливица, ей разрешают укладывать волосы! Хотя она была примерно тех же лет, что и Тедди. А физиономия у нее кислая, и с Чёрвен она даже не поздоровалась. На руках девочка держала маленького белого пуделя; и Чёрвен оглянулась в поисках Боцмана. Может, для разнообразия ему интересно познакомиться с пуделем? Но Боцман мчался вдоль берега и был уже на полпути к Сорочьему мысу. Ну что ж, пусть пеняет на себя, если не увидит пуделя, потому что эта Лотта уже ушла со своей собачонкой.

Чёрвен понимала, что Матсону надо в Столярову усадьбу. Но ей было невдомек, зачем он потащил туда с собой этих двоих: впрочем, какое ей до этого дело! Но она пошла за ними следом, потому что ей тоже надо было в усадьбу — повидаться с Пелле.

— А, наконец-то, господин Матсон пожаловал, — сказал Мелькер, увидев посетителей в калитке. — Пожалуйста, заходите, мы только уберем со стола и тогда сможем подписать контракт.

Матсон был невысокий, беспокойный и важный господин, а его полосатый странный костюм показался Малин ужасно уродливым. Но, видимо, не только костюм был виноват в том, что Малин почувствовала к нему явную неприязнь. К нему и к тем двоим.

Матсон представил своих спутников:

— Директор Карлберг и его дочь… Они хотели бы взглянуть на Столярову усадьбу.

— Само собой, — сказал Мелькер. — Только зачем им это?

Матсон объяснил. Дело в том, что жена столяра фру Шёблум решила продать Столярову усадьбу. Она стара, ей надоело сдавать ее внаем, и поэтому…

— Послушайте-ка, легче на поворотах, — перебил его Мелькер. — Если не ошибаюсь, я арендую усадьбу. И сегодня я должен был подписать новый годичный контракт, не так ли, господин Матсон?

— Сожалею, но ничего не выйдет, — сказал Матсон. — Фру Шёблум решила продать усадьбу, и тут уж ничего не попишешь. Хотите жить здесь, пожалуйста, купите усадьбу. Разумеется, если вы сможете предложить лучшие условия, чем директор Карлберг.

Мелькера забил озноб; он чувствовал, что у него начинается приступ отчаянной ярости, который вот-вот задушит его. По какому праву эти люди вторглись сюда и лишь несколькими словами уничтожили все, почти все, чем жили и чему радовались он и его дети? Еще несколько минут тому назад они сидели здесь такие счастливые, а теперь все пропало, все пошло прахом. «Купите усадьбу!» Какая насмешка! Боже мой! На свои заработки он не мог купить даже собачью будку. На годовую плату за усадьбу он еще в состоянии наскрести, ведь не такой уж он, в самом деле, никчемный, потому-то он питал такие надежды на вереницу счастливых лет в Столяровой усадьбе. Наконец-то он нашел место, где его дети могут резвиться летом и испытать, как и он сам когда-то, свои летние радости, которые вспоминаются потом всю жизнь. Но вот приходит какой-то человек, произносит несколько слов — и всему конец. Мелькер не смел взглянуть на детей, но внезапно он услышал дрожащий голос Пелле: