Книга Возвращение - Олег Говда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А то, что ты сидишь в моей голове или еще где и мы запросто рассуждаем о законах Мироздания, — это не считается? Как и восстановление кондиций полуживого рейнджера?»
«Всенепременно считается… Но не совсем. Поскольку ты принял нас добровольно, значит, это событие уже было предопределено. А что до выздоровления Свиста… Упрощенный пример: человек, пойдя за дровами, находит в лесу топор. Вероятность того, что он после этого станет найденным инструментом срубать ветки гораздо выше, чем предположение, что топор он попросту сунет за пояс, а ветки продолжит ломать руками? Логично?.. Вот и у тебя сходная ситуация. Находка была случайной, а ее дальнейшее использование, в меру разумения, вполне закономерно. И совсем иная ситуация, если тот же человек, не имея должных знаний и навыков, изменит качество орудия, превратит его, к примеру, в огниво, и — разожжет костер».
«Намекаешь, что я могу по глупости весь лес сжечь?»
«Скорее, по незнанию… Но суть примера ты уловил верно…»
«Угу. Кстати, раз уж мы о богах заговорили, не объяснишь мне принципы здешней теологии? А то сам я ничего не пойму, а спросить неудобно. Как, кому и где они молятся?»
«Нигде и никому… — как бы сомневаясь, стоит ли посвящать меня в такое кощунство, Эммануил замешкался с ответом. — Влад, мы опять вторгаемся в запретную зону. Я уверен, что ты все узнаешь, когда придет твое время. А сейчас прими примерно такое объяснение… Жители этого мира сделали вполне логически обоснованный вывод из постулата о всемогуществе Создателя. И решили, если Он все знает и все видит, какой прок обсуждать с ним это еще раз? Ведь каждый поступок, каждое намерение Создателя и так ведомо. Как и то, закоренел ты в грехе или искренне раскаялся и пытаешься искупить поступок. К чему лишние слова?.. Не делай, не замышляй чего не следует, вот и не придется сожалеть о содеянном. Как-то так… И остановимся на этом. Философские споры и изыскания, Влад, суть бесконечны, а тебя уже ждут».
«Но я еще хотел…»
— Очнулся наконец-то. — Судя по голосу, кто-то, еще невидимый из-за закрытых глаз, был этому несказанно рад. И чтоб сделать хорошему человеку приятно, я с некоторым усилием разлепил веки.
Как оказалось, я лежал на кровати, с мокрым полотенцем на лбу, а рядом, заботливо подавшись ко мне, сидел староста Дорофей.
— Заставил ты нас поволноваться, Владислав Твердилыч… Уж и не знали, что думать-то?
— Да, не рассчитал чуток, — не стал я ничего выдумывать, а попросту использовал объяснения Эммануила.
— Зато Свист до сих пор не угомонится… Никак поверить не может. То за водой бежит, то дрова колоть принимается. А то и вовсе — вприсядку пойдет. Я его во двор выставил, чтоб не беспокоил… Ведь ты его, без преувеличения можно сказать, с того свету вернул, господин… ммм, десятник. Али все-таки вашество?
«Ни одно доброе дело не остается безнаказанным». Не я придумал, не мне и оспаривать. Как и то, что чаще всего «горе именно от ума». Превысил чуток полномочия сверх необходимого и уже взлетел в глазах старосты в заоблачную высь. Это ж кем он меня теперь считает?
«Дворянином империи. Только им подвластна магия исцеления. В основном…» — не слишком охотно объяснили духи. Видимо, и в этот раз им пришлось нарушить какое-то табу.
— Да, десятник я, десятник… Не придумывай ничего лишнего, староста. — Я досадливо поморщился и сел, свесив ноги на пол. — Пользы от того никакой не будет, один лишь вред.
— Не извольте сомневаться, господин… десятник, — с готовностью кивнул тот, преданно заглядывая в глаза. — Неужто я без понятия. Могила. Все будет так, как вашество прикажете.
— Ну что ты будешь делать, — вздохнул я. — Пойми, старый. Нет у меня никого тайного медальона, да и не тот ты человек, чтоб предъявлять…
— Так «нет» или «не тот»? — хитро сощурил глазки Дорофей, довольно улыбаясь, что сумел подловить меня.
— М-да… — Я встал, на всякий случай придерживаясь за изголовье кровати. Но вопреки опасению, голова больше не кружилась. Силы вернулись полностью. — Эдак мы с тобой, весь день проканителим. Хочешь — верь, не хочешь — не верь, а я самый обыкновенный десятник, коих в Легионе тысяча и более. Нет, это я слишком. «Пантер» чуть поменьше будет.
— Конечно, конечно… — Старик вцепился в рукав моего камзола словно утопающий за соломинку. — Я все понимаю, но надеяться можно?
— Нужно, Дорофей! Как же можно жить без надежды-то? Разве ты никогда раньше не слышал, что надежда умирает последней?
— Слава императору! — староста произнес здравницу шепотом, но глаза его при этом блестели от восторга. — Спасибо, что не оставили, не бросили на произвол… Я знал, я верил…
— Отставить сопли! — Суровый окрик — самое лучшее средство супротив истерики. В том числе и мужской. — Где отобранные мною люди? Надеюсь, отряд охотников уже направлен в Выселки?
— Собираются… — вытянулся староста. — Им же незаметно пробраться надо? Вот и не торопятся. Но как стемнеет, все до одного в башне будут. Можете не сомневаться. С ними Карп, мой младший сын, пойдет. А это такая проныра, что к лисе в нору залезет и не побеспокоит рыжую.
Ну если он в отца уродился, то таки да, пролезет.
А староста, шельмец, понятное дело и не почесался, пока не прояснил для себя все то, в чем имел сомнения, но поди, проверь. Зато теперь можно не сомневаться — к вечеру охотники выступят и в Выселки прибудут вовремя.
— А что остальным прикажете, ваше… господин десятник?
— Мне, Дорофей, нужны только двое, Родя и Свист. Остальными, староста, распоряжайся по своему усмотрению. Вас не должно зацепить, но мало ли? Вдруг все же сунутся и в Приозерное какие-то недобитки. Лодки с того берега перегоните, на дамбе завал соорудите… А главное — громко кричите, что деревня принадлежит троллю по имени Хозяин и что он велел вам чужаков к себе не пускать. Дюжину-другую такие меры остановят, а большим числом я им собраться не дам.
— Может, все-таки послать голубя, вашество… простите, господин десятник? На всякий случай.
— Никакого случая не будет, — посуровел я лицом и взглядом. — Ты же умный старик, зачем дураком прикидываешься? Неужто не соображаешь, что Севаст[16]благосклонно отнесется к победителю, снисходительно проявит покровительство людям, пострадавшим в распре между гоблинами и троллями, но ни за что не окажет поддержки бунтовщикам? За свободу бороться надо. Или хочешь, чтоб другие все за тебя сделали, а сам собираешься на печи отсидеться? Дожидаясь, когда вожделенную волю тебе в дом принесут да на стол положат?..
— Ты на меня голос не повышай… десятник! — сверкнув глазами, вскинулся Дорофей. — У меня два сына с войны не вернулись. И зять…
— Вот таким ты мне больше нравишься, староста, — начальственно и одобрительно похлопал я его по плечу. — Извини, Дорофей, коль рану разбередил, но потерями потом считаться будем. После победы. Война-то еще не закончена… — и без паузы, чтоб не дать старику затеять ненужный разговор по душам, попросил: — Молочка бы мне испить? Совсем в горле пересохло. Только, чтоб непременно холодного. Не люблю парное…