Книга Призрак былой любви - Джудит Леннокс

Пока мы осматривали темное помещение, пошел дождь. Похожие на прутья серебристые струи прибивали к земле вереск, отскакивали от валунов, прятавшихся в зарослях утесника. Мы оба были в джинсах и футболках. Я стояла в дверях, глядя на дождь. Патрик подошел, встал рядом. Там, где его тело соприкасалось с моим — плечо, локоть, бедро, — у меня зудела кожа.

— Ну, что скажешь?

Я тупо смотрела на него. Глаза у него были необыкновенные — в центре радужной оболочки синие, вокруг — угольно-серые.

— Про дом, — терпеливо добавил он.

— A-а… замечательный, конечно.

— Потрясающий, да? В Лондоне себя чувствуешь как в тисках. А здесь… здесь хоть дышать можно, правда?

— Дышать можно, а жить нельзя, Патрик. Никаких удобств… а ехать сюда сколько!

— А я люблю преодолевать трудности. — Он смотрел мне в глаза. — С трудностями жить гораздо интереснее.

— Тут с ума сойдешь через час или два, — быстро сказала я. — Дом на отшибе. Рядом ни пабов, ни клубов, ни ресторанов.

— По ним я скучать не буду. Ничуть. Как не буду скучать по пробкам, по давке в метро в час пик, по нищим, что побираются на набережной. А вот общества мне будет не хватать.

Он наклонился и губами коснулся моего лба. Дождь припустил сильнее.

— Моего? — прошептала я.

— М-м-м… Если я оставлю юриспруденцию и займусь сельским хозяйством, ты будешь по мне скучать, Ребекка Беннетт?

Я ничего не сказала. Вместо ответа тронула губами его губы, раз, другой, третий. Опьяненная его близостью, закрыла глаза. Его ладони, лежавшие на моей талии, скользнули под мою футболку, поползли по моей спине.

Дождь барабанил по каменной крыше хлева. Я уже и забыла, что можно желать мужчину так сильно, что место и обстоятельства свидания не имеют значения, а плотские желания могут заглушать голос разума. Я предавалась любви с ним, лежа на соломе. Дверь сарая была открыта; стучал дождь, нарушая безмолвие холмов.

В январе 1939 года Кейтлин Канаван отдали в школу. Ей тогда было пять лет. Дара настаивал на домашнем, обучении предлагал нанять гувернантку, но Джосси была непреклонна. Если Кейтлин отдадут в школу, Дара снова будет принадлежать ей.

В свой первый день Кейтлин пошла в школу в синем платье-сарафане в складку, белой блузке и сером твидовом пальто. На ее черных кудрях красовалась серая фетровая шляпа, украшенная синей лентой. Дара сфотографировал дочь. Она стояла на лестнице перед входом в Холл, сжимая в руке маленькую кожаную сумку.

— Ты у нас настоящая маленькая принцесса, Кейт, — сказал Дара, обнимая дочь перед тем, как они сели в машину.

Потом они поехали в Или, завели Кейтлин в ворота престижной школы Бервуд. Учительница забрала у них Кейтлин. Они смотрели, как она примкнула к длинной змейке маленьких девочек, входящих в здание школы.

Дара провожал дочь глазами, пока та окончательно не скрылась из виду. Потом развернулся на каблуках и быстро зашагал к машине. Бросил ключи Джосси.

— Езжай домой одна, Джосс. У меня здесь дела. Я вернусь пешком. Заодно прогуляюсь.

Джосси села в автомобиль, вставила ключи в зажигание, но с места не трогалась. Как всегда в подобных случаях, она испытывала глубокое разочарование и горечь. Печалилась она не из-за дочери — у той началась новая жизнь. Из-за мужа. Она знала, что утро Дара проведет с какой-нибудь женщиной. Она понимала, что, как всегда, ожидала слишком многого.

По дороге в Саутэм Джосси повторяла то, что постоянно твердила себе в таких случаях. Что Дара принадлежит ей, что ни один из его романов не длится больше нескольких месяцев. Что она, и только она спит с ним ночью под одной крышей и ужинает с ним за одним столом. Что у нее на левой руке обручальное кольцо, которое надел ей он, что это она родила ему дочь. Что наступит день, когда он наконец-то избавится от потребности в других женщинах. Его пассии причиняли ей боль, но она их не боялась.

Боялась она только Тильду, с которой не была знакома. Тильду, свою сестру. Джосси часто думала о ней, и это было так больно, будто она бередила незажившую рану. В ее представлении Тильда была одной из воображаемых сестер-двойняшек, которых она придумала себе в детстве, — беззаботной, красивой, обаятельной. То есть обладающей всеми теми качествами, которых не было у самой Джосси. Она была уверена, что Тильда из той породы людей, которым все дается легко. Джосси ее ненавидела.

В феврале умер Кристофер де Пейвли. Зима в тот год выдалась необычайно холодной, постоянно дул злой, колючий ветер. В церкви, где проходило отпевание, гулял сквозняк. Ветер со свистом залетал в оконные и дверные щели, витражное стекло покрылось ледяным узором. Скорбящие, в основном пожилые люди — престарелые школьные друзья Кристофера, дряхлые однополчане, с которыми он вместе воевал в Первую мировую войну, краснолицые сотоварищи по охоте, — все кутались в меха и теплые пальто. Они пели гимны, хором вторили священнику. Дара осознал, что фактически не помнит, как выглядел дядя Джосси, хотя тот скончался всего несколько дней назад. Сгорбленный, худой, с лицом цвета сыворотки, как и у его сына. Взгляд Дары упал на Кита де Пейвли. У того был бронхит или что-то вроде того, он пыхтел и хрипел, как кузнечные мехи, сгибаясь под тяжестью отцовского гроба.

Служба была короткой и невыразительной, как и все службы англиканской церкви. Потом последовала церемония погребения — испытание ветром и холодом. Со свинцового неба сыпались снежинки. После Дара, Джосси и Кит, стоя у ворот на кладбище, пожимали руки всем, кто пришел на похороны. Им сочувствовали, выражали соболезнования. Дара изнывал от скуки, пока одна женщина не задела его за живое.

Элизабет Лейтон, знакомая Джосси, была членом всех благотворительных комитетов в Кембриджшире. Она пожала руку Киту, затем Джосси и прошла мимо Дары. В нем всколыхнулся гнев, но он сказал себе, что это просто недоразумение, а не умышленное оскорбление. Однако инцидент оставил неприятный осадок в его душе, и через несколько минут, когда последние скорбящие покинули кладбище, Дара, заметив Элизабет Лейтон на дороге, подошел к ней.

Она повернулась к нему, и он увидел, что ее темные глаза светятся умом.

— Боюсь, у меня еще не было возможности поблагодарить вас за то, что вы пришли. Я просто хочу, чтобы вы знали: мы все вам крайне признательны. — Дара одарил ее своей самой обаятельной улыбкой, перед которой редко кто мог устоять, и протянул ей руку.

Она взглянула на нее, но своей руки не подала, и тогда он добавил сбивчиво:

— Прошу простить меня, если вы сочли, что вам не уделили должного внимания…

— Я не нуждаюсь в вашем внимании, мистер Канаван. И не хочу пожимать вам руку.

Она повернулась, собираясь идти дальше, но он схватил ее за локоть.

— Я требую объяснений!

— Вы не вправе ничего от меня требовать. Я надеялась избежать неприятного разговора в такой день, но, раз вы настаиваете, мистер Канаван, я скажу. Я не одобряю ваше поведение. Конечно, многим мужчинам свойственно время от времени сбиваться с пути истинного, и, если уж до этого доходит, желательно заводить интрижки с кем-то из вашего круга, с теми, кто следует правилам. А не с безмозглыми служанками.