Книга Обвиняется в измене - Айя Субботина

— Жуй, бедная овечка.

Машина трогается с места - и водитель с моего молчаливого согласия делает погромче музыку.

— Соня, я не мечтал стать отцом. Я не люблю детей. Меня не впирает от мысли ночь напролет лежать в пустой постели, пока ты будешь пытаться утихомирить орущее чудовище хотя бы на пять минут. Да, я эгоист. — Краем глаза оцениваю ее реакцию: жует, время от времени с набитым ртом глубоко вздыхает — и снова сосредоточенно жует. — Если бы у меня был выбор, становиться отцом или нет, я бы выбрал второе, потому что — ну блин, какой из меня папаша? Я вот даже Младшего толком воспитать не смог, а он достался мне уже прямоходящим и с полным комплектов зубов. Это моя позиция. Не романтичная, но честная.

Соня снова вздыхает, втягивает чай через полосатую трубочку и кивает, вскидывая брови. У нее лицо в духе: «Я знала, что ты ублюдок, тоже мне невидаль».

— С другой стороны, Одуван, ты еще больше не мать, чем я — не отец. Так что кто-то должен позаботиться о вас обоих.

Она замирает с набитым ртом, смотрит на меня удивленными большими глазищами.

Я потом выжгу этот момент из своей башки, но прямо сейчас — она жутко милая.

А я влюбленный баран.

Глава сорок четвертая: Соня

— Что именно знает твоя мать? — спрашивает Денис, как раз когда я пытаюсь проглотить сладкое пышное тесто и сказать ему, что я буду хорошей матерью! — Она знает о нас?

Это произнесено не со страхом, без паники. Просто чтобы понять, что происходило за кадром.

— Она думает, что отец ребенка — Саша.

Денис с шумом втягивает воздух через нос, сжимает кулаки, а потом, как будто прорывает его внутреннюю дамбу, начинает ругаться. Громко, изощренно, в таких выражениях, что я все же прикрываю уши ладонями. Кажется, краснеет даже затылок водителя.

— А еще я ушла из дома, - продолжаю я, совершенно уверенная, что Денис все равно меня не услышит. — У меня нет денег, все карты заблокированы, и мне нужна работа в твоем офисе. А, и еще: Саша все о нас знает, у него есть запись моих слов, он заставил меня видеться с ним, потому что обещал все рассказать отцу. А потом я сказала, что если он не отстанет, я скажу отцу, что он меня чем-то напоил и взял силой. В любом случае, - вздыхаю - мой отец, скорее всего, тебя уничтожит. Как только узнает о нас. Если узнает.

Когда я заканчиваю свой монолог, вдруг становится понятно, что Денис уже не кричит, а внимательно, даже почти открыв рот, слушает.

— Одуван, где ты живешь сейчас?

— Снимаю комнату у одной милой женщины. У нее очень громкий сын. Наверное, будет новым Басковым.

— Сдурела?! А я кто — хер с горы?! Не могла позвонить? Язык в жопу залез сказать, что тебе нужна квартира?!

— Не ори на меня, - предупреждаю я. — А то испорчу еще одну рубашку. В знак протеста.

Видно, что Денису очень непросто дается терпение, потому что он явно не из тех, кто любит молчать, когда хочется сказать, а еще и можно приправить всю эту святую ярость крепким матом. И что ему со мной ох как не просто, в особенности с оглядкой на нашу разницу в возрасте. Не просто же так он называется меня малолеткой.

Можно, конечно, обижаться, фыркать, надувать щеки и вообще уйти в закат, как положено в такой ситуации, но... Ну вот что я докажу такой выходкой? Только то, что он прав - и я действительно очень импульсивная молодая женщина.

Не называть же саму себя «малолетней заразой»,.

— Заешь, Одуван, ты первая женщина, которую мне с одинаковой силой хочется сгрести в охапку и никому не отдавать, и послать на хер со всеми фокусами иметь мозг лругому дуралею. Старый я для таких выходок, Соня. У меня терпения на тупости не осталось.

Продолжаю жевать пончик, но как бы между делом киваю.

Денис называет водителю адрес, кажется, там находится его холостяцкая квартира.

Так, а вот это нам точно нужно обсудить.

Запиваю последний кусочек еще довольно горячим кофе, мысленно настраиваюсь на серьезный разговор, чтобы расставить все точки над «i» и уже не возвращаться к этой теме.

— Молчи, - как будто угадывает мои мысли Денис. — Я злюсь. Я очень злюсь, Одуван.

Несносный мужчина.

Как я и догадалась, водитель привозит нас именно на ту квартиру. Денис помогает мне выйти и сразу оказывается рядом, какими-то скупыми движениями запахивая на мне пальто и поднимая ворот, словно на улице не мелкий «снегодождь» — спасибо человеку, который придумал самое четкое описание погоды для нашей Северной столицы! — а целый ураган, который непременно надует мне миллион болезней.

Поднимаемся на лифте на самый верхний этаж, выходим. Денис открывает дверь, пропускает меня вперед, закрывает и, как будто так и надо, бросает ключи мне в карман.

— Я еще злой, Одуван. — Предупреждает мою очередную неудачную попытку заговорить. — В душ пойду, смывать следы твоего… протеста. Если выйду и тебя по какой-то очень загадочной здесь не будет….

— Да никуда я не сбегу! — прикрикиваю я, разворачиваюсь и топаю на кухню прямо в верхней одежде. Только обувь бросаю где-то по пути.

Пока Денис плещется, заглядываю в холодильник и успеваю сделать нам гренки из белого хлеба с арахисовым маслом и ветчиной. И еще кофе Денису, правда, для этого приходится поломать голову над его какой-то очень непонятной кофемашиной.

Он появляется через десять минут: с мокрыми волосами, в домашних штанах и с полотенцем на шее. Смотрит на мою попытку накрыть на стол, потом на меня — и улыбается, мотая головой, словно перед ним нерадивый ребенок.

— Ты и дома обычно ходишь в шапке?

Блин!

Стаскиваю ее за помпон, бросаю куртку на угол диванчика и сама сажусь рядом. Если честно, уже и разговаривать ни чем не хочется, потому что живот урчит от голода и требует пищи. После нескольких дней вынужденной голодовки чувствую себя готовой заглотить хоть мамонта и можно целиком.

— А теперь садись и слушай, я еще буду говорить.

— А можно мне блокнот и ручку? — не могу удержаться, чтобы не задеть его тиранские замашки.

— Будешь конспектировать? — не уступает он, усаживаясь напротив и толкая поближе ко мне тарелку с тостами. — Молодец, хвалю.

— Господин назначил меня...

— Жуй, я сказал.

А ведь несколько месяцев назад я была уверена, что нет ничего лучше, чем милый заботливый парень, который всегда возьмет за руку, никогда не будет перебивать, будет все время ластиться как кот и никогда не позволит себе ограничивать мою свободу самовыражения. Правду говорят, что все познается в сравнении. В моем случае получилось очень показательно: милый и добрый на вид мужчина оказался редким… плохим человеком. — Жить ты будешь здесь.

— Не буду.