Книга Социальный вид - Мэттью Либерман

Объяснение парадокса

В своем разочаровании я наверняка не одинок. Большин­ство людей называют своей основной целью максимально доступный доход. Причем не ради денег как таковых — из-за веры в то, что они поднимут уровень жизни. Однако все исследования без исключений свидетельствуют: этого не произойдет. Мы поставили не на ту лошадь. Как можно было так долго ошибаться? Что мы упустили, что теперь заблудились на пути к счастью?

Убедившись в том, что деньги никак не связаны с благо­получием, экономисты и психологи предложили этому разумное объяснение. Психологи заметили, что человек склонен приспосабливаться к любым новым обстоятельствам — хорошим или плохим409. Это называется «гедо­нистическая адаптация», она во многих ситуациях защищает от постоянной депрессии из-за неприятных событий. Однако, к сожалению, точно так же не дает и слишком радоваться положительным моментам. Самый наглядный пример — крупный выигрыш в лотерею. По словам везунчиков, они не стали счастливее, чем их знакомые, которым удача не улыбнулась410.

Экономисты в контексте личного дохода дали другое объяснение. По их мнению, счастья нет, потому что никто не учитывает абсолютный доход в соотношении с покупательной способностью — все зациклены на том, сколько они имеют средств по сравнению с окружающими. Из аргумента относительного дохода следует: зарабатывая 50 тысяч долларов в год в районе, где большинство имеют всего 30 тысяч, вы будете счастливее, чем при 100 тысячах долларов в год, если у соседа в два раза больше411.

Упущенная социальность

На самом деле все обстоит еще хуже, чем я описал, по крайней мере в США. Рост доходов за последние годы не только не привел к повышению ощущения благополучия — оно снизилось. Отчасти в этом виновно сравнение своих доходов с чужими. Но есть кое-что иное. Роберт Патнем в книге «Боулинг в одиночку: крах и возрождение американского общества» (Bowling Alone: the Collapse and Revival of American Community, 2000) первым указал, чего не хватает для счастья: социальности412. Своей гипотезе Патнем и его последователи предложили ряд объяснений.

Во-первых, на благополучие и удовлетворенность жизнью существенно влияют социальные факторы. Во-вторых, в таких современных государствах, как США, социальные факторы пошли на спад. Оперируя специальными терминами вроде «социальный капитал» и «блага общения», экономисты обсуждают социальные факторы. Это брак, наличие друзей, круг общения, принадлежность к различным обществам и организациям (скажем, клуб боулинга), доверие к социальным институтам. Все эти факторы так или иначе имеют непосредственное отношение к благополучию413. Было исследование, которое доказало: социальные факторы благоприятнее для ощущения благополучия, чем финансовые (учитывался эффект относительного дохода)414.

Как же оценить социальные аспекты жизни с точки зрения счастья? Во многих исследованиях умудрялись выводить денежный эквивалент — какую сумму нужно получать, чтобы ощущать себя счастливее. Так, группа экспериментаторов приписала рост благополучия волонтерской деятельности — у тех, кто бесплатно творил добро как минимум раз в неделю, уровень счастья вырос эквивалентно увеличению зарплаты с 20 тысяч до 75 тысяч долларов в год415. В другом исследовании обнаружили: в более чем ста странах благотворительные взносы повышают благополучие эквивалентно удвоению зарплаты416.

В третьем исследовании наличие друга, с которым часто видишься (против его отсутствия), увеличивало счастье примерно на 100 тысяч дополнительных долларов в год417. Брак стоит столько же, развод эквивалентен урезанию зарплаты на 90 тысяч долларов в год. Регулярные встречи с соседями сравнимы с дополнительными 60 тысяч долларов в год. Но самым ценным из нефинансовых ресурсов исследователи назвали физическое здоровье — хорошее против плохого эквивалентно прибавке к зарплате в 400 тысяч долларов в год. Вроде бы многовато, но сколько вы отдали бы за крепкое здоровье? Я заговорил о нем потому, что социальные факторы и на него оказывают огромное влияние, повышая благополучие и прямо, и косвенно418.

Замечательно, что «социализация» жизни в буквальном смысле почти ничего не стоит — кофе с друзьями, разговор с соседями или волонтерство не опустошают карманы, а вы приятно проводите время. Правда, тут мы, к сожалению, напортачили. За последние полвека почти все проявления социальности стабильно снижаются. Исключение составляют только соцсети. Люди значительно реже вступают в брак, чем полвека назад419. Мы меньше занимаемся волонтерством, реже примыкаем к социальным группам и почти не принимаем гостей420.

Лично для меня печальнее всего статистика дружеских отношений. В опросе 1985 года респонденты перечисляли своих друзей в ответ на вопрос: «С кем вы обсуждали важные для себя вещи за последние шесть месяцев?»421 Почти две трети — 59% — называли трех или более человек. Опрос повторили в 2004 году — и самым частым был ответ: «Ни с кем». Лишь треть — 37% респондентов — насчитали трех или более человек. В 1985 друзей не было всего у 10% человек, а в 2004-м — у 25%. Одному человеку из четырех не с кем поговорить! Социальность улучшает нашу жизнь. Однако цифры свидетельствуют о том, что мы становимся все менее, а не более социальными.

Почему снижается социальность?

Неудивительно, что социальность необходима для благо­получия. Все, что мы знаем о социальном мозге, говорит нам: мы запрограммированы поддерживать социальные связи, чувствуем боль при угрозе их потери, наша идентичность, наше «я», тесно связано с группами, к которым мы принадлежим. Как вы убедились, мозг тянется к любым проявлениям социальности. Общество же тем временем от них отходит. Мы тысячи лет жили маленькими сообществами, где все знали всех, и жизнь была стабильной. Но за минувший век все серьезно изменилось — мы не так счастливы, как раньше и как могли бы быть.

Типичным примером является моя собственная жизнь. Я вырос в Нью-Джерси, там же учился и нашел отличных друзей. Потом я поступил в магистратуру в Массачусетсе и почти перестал общаться с ними. Затем я снова пере­ехал, поступив на должность ассистента кафедры Калифор­нийского университета в Лос-Анджелесе. Я жил в западном Голливуде, завел несколько друзей, но это было далековато от кампуса. Когда мы с Наоми решили жить вместе, то переехали поближе к кампусу, и я перестал видеться с новыми приятелями. Вы знаете, какие ужасные пробки в Лос-Анджелесе? Лишние восемь миль в пятницу вечером делать не захочется. К тому же я только что стал профессором и работал не покладая рук. Мы с Наоми поженились, у нас родился сын, и мне хотелось, чтобы он играл в футбол и волейбол в собственном дворе. Мы купили дом, и мне пришлось взять дополнительную подработку.

Не надо мне сочувствовать — мне в общем-то повезло. Я женат на лучшей подруге и люблю свою семью — всю, вместе с близкими и дальними родственниками. Но вспоминая свои прошлые поступки (кроме гениальной идеи попросить руки Наоми), я понимаю, что все важнейшие события моей жизни географически и эмоционально отдалили меня от друзей и отняли время, которое я мог бы провести с дорогими мне людьми. Незаметно для себя из выпускника философского факультета с категорическим неприятием материальных излишеств я превратился в охотника за «американской мечтой». Где-то по пути я спутал счастье с доходом и карьерным ростом.