Книга Выгон - Эми Липтрот

Предполагается, что прямо через утес протянут огромные кабели, которые будут проходить чуть ниже уровня моря и соединять подстанцию с преобразователями. Подстанция будет собирать энергию, а потом передавать ее в национальную сеть и обеспечивать возможность проводить строительные работы, установку и обслуживание машин.

В середине января сосед нашел на берегу, совсем недалеко от фермы, у небольшого пруда среди камней, где мы плаваем, огромный металлический восьмиугольник весом в несколько тонн, втиснутый между камней. Это один из «бубликов», которые производит и устанавливает компания, работающая в сфере возобновляемой энергии. Он привязан к основанию на дне моря и должен плавать на поверхности воды. «Бублик» качается на волнах вверх-вниз, за счет этого на берег под давлением поступает вода и запускает движение гидроэлектрических турбин, которые производят электричество.

Предполагалось, что привязи должны выдерживать сильное воздействие, но что-то всё терлось и терлось об них, в итоге они лопнули, и «бублики» унесло течением.

Серьезная проблема заключается в том, что производители всё еще не создали образцы энергоустановок, способные работать продолжительное время. И эти хитроумные устройства, в которые вложили не один миллион фунтов, продолжают ломаться, океан разбивает их всмятку и деформирует. Оркнейцы этому не удивляются. Я своими глазами увидела, что волны могут перебросить через забор тюленя и всего за пару дней шторма преобразить пляж длиной в целых полтора километра.

Есть также опасения, что детали ветровых турбин будут ржаветь и ломаться, потому что острова постоянно страдают от сильнейших ветров и коррозии. Тогда их придется заменять еще до того, как они принесут обещанную прибыль, или даже до того, как окупятся затраты на их установку. Что примечательно, на Папее ветровую турбину, находящуюся в общественной собственности, сбил ветер.

Эти огромные экспериментальные инженерные сооружения, над которыми работали лучшие научные умы, не устояли перед волнами, потоками и ветрами, которые должны были обуздать. Тонны морского мусора вынесло обратно на берег, и выглядело это весьма жалко.

С одной стороны, благодаря таким сильным течениям Оркни считается отличным местом для производства волновой и приливной энергии, с другой – именно поэтому задача и становится сложной. Никак не получается добиться того, чтобы кабельные линии доставляли энергию в национальную сеть, и всё еще непонятно, когда же наконец Оркни перейдет от экспериментов к реальной эксплуатации электростанций.

Я выросла среди крайностей и потом сама же их искала, бессознательно воспроизводя опыт, который даже не помнила. Сейчас я всё еще стремлюсь к острым ощущениям, но теперь лучше понимаю саму себя. Я хочу захватывающих историй, но только в трезвом состоянии. Я выбираю силу, красоту и созидание. Как и электростанции, я стараюсь найти оптимальный способ использовать внешние силы, хочу достигать цели так, чтобы энергия, которая мне так нужна, не разрушала меня.

Зависимость от алкоголя вырабатывается в том числе потому, что он на самом деле не работает. Сложно остановиться, когда он «вот-вот подействует». Алкоголь давал временное облегчение, к которому я всё продолжала стремиться, это была моя фата-моргана, но в итоге я лишь чувствовала себя хуже. Алкоголь стал для меня миражом. Он не был решением, но я всё надеялась, что когда-нибудь станет, и продолжала в отчаянии возвращаться к нему.

Испытывая желание выпить, я стараюсь проанализировать это лживое обещание забытья. Я чувствую дискомфорт и ищу что-то, что подарит легкость и вернет меня в состояние потока. Я хочу расслабиться. Но теперь я начинаю осознавать, что тревога неизбежна и необходима, и в любом случае мне даже нравится состояние напряжения: именно в эти моменты приходят самые лучшие идеи. Напряжение комфортно для меня. Это мой дом.

Алкоголь ничего не решает. Над проблемами всё равно надо работать. В Лондоне я пряталась от своей жизни и семьи, порвав связи с Оркни и пытаясь сбежать. Вернувшись, я столкнулась со своей прежней жизнью лицом к лицу, и теперь Оркни не хочет меня отпускать. Люди ведут себя мило, предлагают мне разные возможности. Я еще не посетила столько заливов, мысов и островов. Музыка и голоса островов так и манят меня, хочется сесть на следующий же паром.

Я не знаю, что будет дальше. Может, после этой зимы на Папее и пикников за каменными оградами я вернусь на какое-то время в Лондон и буду обедать на сороковом этаже небоскреба в Сити. Я перешла от активного алкоголизма к строгой трезвости, центр города променяла на далекий остров. Я ищу чистых ощущений, хочу быть как осьминог, который чувствует вкус всей своей кожей. Мне хорошо наедине с собой и в путешествиях.

Застройщики хотят приобрести сорок гектаров земли: двадцать пять – у папы, включая бóльшую часть Выгона, а остаток – у наших соседей-фермеров. Они планируют возвести два огромных здания, каждое площадью четыре гектара. Даже если фермеры не захотят продавать землю, проект потенциально достаточно важен, чтобы застройщики смогли заполучить ордер на принудительный выкуп.

Я вернулась на острова в интересное время. Я в целом за возобновляемую энергию. Это новый способ использования земли и природных ресурсов, обеспечивающий острова доходом на двадцать первый век и сокращающий использование ископаемого топлива, а еще это хорошая разовая финансовая подпитка для стареющих фермеров. Но меня расстраивает мысль о том, что этот красивый, почти нетронутый участок земли, где я выросла, где я бегала за овцами, наблюдала за птицами и пряталась с братом, станет промышленной зоной. Смоделированные на компьютере планы вмешиваются в мои воспоминания и эмоции. Папа и соседи в замешательстве.

Всё течет и меняется. Я потеряла ферму как воспоминание о детстве, когда мама ушла и дом продали. Даже если Выгон продадут для строительства подстанции, волны всё равно будут бить в утесы. Инженеры, прокладывая кабели, будут чувствовать толчки. Тот же ветер, что свистит за окнами моего маленького розового домика, будет вращать турбины, с монотонным гулом рассекая воздух.

Идет весна, кайры возвращаются на утесы Фоул-Крейга, и смотритель Королевского общества защиты птиц скоро тоже вернется, так что мне пора уезжать с Папея. Я предпочитаю полету на самолете более медленный способ передвижения – паром.

Приближается день весеннего равноденствия, а значит, я не пью уже почти два года. И хотя я в основном полагаюсь на свою собственную терапию, то есть прогулки и заплывы, я начала проходить остаток «Двенадцати шагов», что должно помочь мне жить спокойно. Девятый шаг – «возместить ущерб» людям, которым мы причинили вред. Пишу письмо бывшему; отправлять не буду, но держу его в сумке на случай, если мы еще увидимся. Получаю сообщение от девушки, которая проходила со мной программу, а потом попала в психиатрическую лечебницу. Она пишет, что впервые в жизни продержалась без алкоголя девяносто дней, – это для Анонимных Алкоголиков является важной отметкой, – а еще поступила на курсы медсестер.

Стихии, с которыми я выросла, теперь используют неожиданным образом. Так и в процессе лечения что-то, раньше казавшееся бесполезным, может стать очень важным. Да, я была «неприкаянной», но я могу обновиться. За эти два года я вкладывала свою энергию в поиски вечно ускользающего от меня коростеля, Веселых Танцоров, редких облаков; я плавала в холодном море; бегала голая вокруг каменных кругов; отправлялась к заброшенным островам; летала на крошечных самолетах; я вернулась домой.