Книга Копья и пулеметы - Александр Бушков

Потери англичан составляют, по разным источникам, от 40 до 60 тысяч. Французские и того больше – сто тысяч. Потери турок и сардинцев мне, честно признаюсь, неизвестны, но безусловно были немалыми. Во время Крымской кампании у англичан был милый обычай при любом удобном случае выпихивать вперед доблестных союзничков, а что до своих частей, в первую очередь старались бросать в бой те, что состояли из европейских наемников – что их жалеть? Особенно когда перед глазами пример легкой бригады?

Непременно нужно уточнить: изрядная часть погибших интервентов – вовсе не жертвы военных действий. В их лагере вспыхнули эпидемии холеры и дизентерии, унесшие немало жизней. А зимой 1854/55 г. немало непрошеных гостей погибло от переохлаждения. Больше всего сардинцев и турок. Морозы в ту крымскую зиму не опускались ниже минус десяти, но для теплолюбивых итальянцев и турок и этого хватило…

Боевые действия, кроме Крыма, происходили и на Балтике, и на Русском Севере, и на Камчатке. Однако по сравнению с Крымом они носили прямо-таки микроскопический характер, а на Севере и вовсе напоминали скорее дурацкий балаган.

Давайте посмотрим пристальнее.

Основательнее всего англичане и французы спланировали морскую экспедицию на Балтику. Силища, без дураков, была собрана нешуточная: 49 кораблей вице-адмирала сэра Чарльза Нейпира (22 000 моряков, 2344 пушки), 31 вымпел вице-адмирала Парсеваль-Дешена (1308 пушек). Позднее к ним присоединилась и эскадра д’Иллиера. Задача перед эскадрой была поставлена серьезная: разрушить до основания все русские укрепления на Балтике, уделив особенное внимание Кронштадту, потом отправиться на рейд Петербурга и повторить там то, что Нельсон устроил в 1806 г. в Копенгагене. Не мелочились, как видим.

Королева Виктория сама провожала эскадру на своей яхте. Нужно сказать, дама была воинственная. Часто выходила на балкон одного из своих дворцов, чтобы милостиво помахать ручкой пехотным полкам, направлявшимся в порт, чтобы уплыть в Крым. Любила посещать военные госпитали и вручать награды солдатам и офицерам. Старательно изучала карты крымского театра военных действий – получивший у нее аудиенцию главнокомандующий французским корпусом в Крыму генерал Канробер был не на шутку поражен, обнаружив, что королева знает позиции союзных войск не хуже его самого. Лично подписывала приказы об увольнении каждого офицера, который не мог продолжать службу из-за ранения (вроде конан-дойлевского доктора Уотсона) – «чтобы сохранить ту ценную связь между монархом и армией, которая установилась в годы войны». Всерьез жалела, что королевский сан не позволяет ей отплыть в армейский госпиталь в греческом Скутари и ухаживать там за ранеными. Узнав о «героической атаке» легкой бригады, она пригласила к себе Кардигана, чтобы рассказал ей, мужу, детям и членам королевской фамилии о «славном бое», каковым ей это позорище представили. Ну, Кардиган и постарался. Судя по воспоминаниям там присутствовавших, можно судить, что милорд наплел королеве с три короба. «При этом он проявил невиданную скромность в отношении своего героического поступка во время боя, но, правда, не без удовольствия». Лично я теряюсь в догадках: какой такой героический поступок ухитрился совершить Кардиган на поле боя, когда никакого боя, собственно говоря, и не было? Есть обстоятельная биография Кардигана, но у нас она не переводилась, а английский оригинал мне достать не удалось.

Пикантная подробность: королева, явно не знавшая, что в союзном лагере ту равнину под Балаклавой прозвали «долиной смерти», в память о своей встрече со «славным героем» заказала одному из придворных живописцев картину, где были бы изображены она, ее муж, принц-консорт[2] Альберт и, понятное дело, героический Кардиган. Так вот, на этюдах и эскизах присутствовали все трое, но на законченной картине были только принц и Кардиган, а королевы почему-то не оказалось. Среди придворных долго и упорно кружили сплетни, что Виктория приказала убрать ее с исторического полотна после того, как узнала о некоторых пикантных подробностях личной жизни Кардигана. Бабником бравый милорд был фантастическим, и в этом отношении был совершенно лишен классовой спеси – не делал никакого различия между знатными дамами и девушками с пониженной социальной ответственностью.

Но вернемся к англо-французской эскадре, отправившейся разорять русские укрепления на Балтике, рушить Кронштадт и громить Петербург. К разочарованию многих «ястребов» (и наверняка самой королевы-амазонки), она через несколько недель уныло приплелась назад, и Нейпир с превеликой неохотой доложил королеве, что результаты мизернейшие. Замыслы были грандиозные, а кончилось все форменным пшиком, о котором и докладывать-то стыдно. Нейпир, немало отличившийся в колониальных разбоях Великой Британии, на сей раз оскандалился так, что хоть на людях не показывайся.

Когда я подробно изучил историю экспедиции Нейпира, тут же вспомнил одну из самых знаменитых песен Владимира Высоцкого:

Распрекрасно жить в домах

на куриных на ногах.

Но явился всем на страх

вертопрах.

Добрым молодцем он был,

ратный подвиг совершил –

бабку-ведьму подпоил,

дом спалил.

На мой взгляд, Нейпир как две капли воды напоминает вертопраха из песни. Разве что со старыми ведьмами не сталкивался – с молодыми, впрочем, тоже. Судите сами.

Начал он с того, что сжег несколько не особенно и больших складов, кажется, даже не военных, в забытых богом и властями городках Брагештадт и Улеоборг, где никаких укреплений не имелось отроду. Потом высадил десант у столь же захолустного городишки Гамле-Карлебю. Никаких укреплений не было и там, но кое-какие регулярные русские войска наличествовали – целых две роты Финляндского стрелкового батальона. Они вместе с примкнувшей к ним сотней вооруженных чем попало местных жителей встретили десант весьма неласково, быстро и качественно разметав его по кочкам. Счет матча получился позорнейший для интервентов: у англичан – полсотни убитых и несколько десятков попавших в плен, у «комитета по встрече» – всего-то четверо раненых, и только.

Второго десанта Нейпир высаживать не стал, хотя солдат и морских пехотинцев у него имелось гораздо, неизмеримо больше, чем у защитников городка. Однако придя в ярость, отдал приказ: «Грабить, жечь и разорять!» Правда, все разорения свелись к тому мизеру, что вояки Нейпира сожгли несколько складов в городках Кемь и Ловиз, а разграбить так ничего и не разграбили. Так что Нейпир крайне напоминает незадачливого героя одной из сказок Салтыкова-Щедрина, медведя на воеводстве: от него кровопролитиев ждали, а он чижика съел. Полная аналогия.

Решив, должно быть, больше не размениваться на мелочи и вспомнив о главной цели «великого похода», Нейпир приказал идти прямехонько в Кронштадт, чтобы сровнять его с землей, а потом двинуть на Петербург…