Книга Кроманьонец - Валерий Красников

Едва закончил, как из леса с пустыми руками вышел Муш. Жених моей сестрёнки выглядел смущённым. Соплеменники смотрели на него с неприязнью, и я догадался, что парень струсил. Он не сражался вместе со всеми.

– Где твое копьё? – спросил Той нарочито спокойно, даже ласково.

Муш, развернувшись вполоборота к лесу, указал рукой на ели и невозмутимо ответил:

– Там. Я гнался за женщиной чужих, но вдруг на меня напала твоя волчица. – Он, словно обвиняя, нацелил на меня палец. – Я не стал её убивать, решил, что ты сам можешь сделать это, если захочешь. А ту женщину вместе мы поймаем быстрее.

Моё сердце радостно забилось, ростки надежды тут же проросли уверенностью – Утаре жива! Ведь действительно, в какой-то момент волчица исчезла из моего поля зрения, не было её и во время короткой схватки с чужаком! И хоть я не стал присматриваться к телу, висящему на ветке, но тогда всё вдруг стало на свои места: какой смысл убивать способного самостоятельно передвигаться пленника, если раненый, скорее всего, отдал концы?! А почему соплеменники решили, что дикари умертвили именно Утаре? Может, умерший дикарь был женщиной?..

– Утаре! – закричал я и бросился в ельник.

Бежал и слышал за собой топот ног, а потом и голоса соплеменников, выкрикивающих имя любимой. «Я снова буду разговаривать с ней. От одного этого сердце замирает», – думалось мне, и от этой мысли душа затрепетала, а ноги вдруг стали ватными. Я больше не мог бежать и чудом не свалился сразу. Удалось прежде присесть и только потом упасть на влажную подстилку из опавшей хвои.

Можно ли назвать счастье каким-то другим словом? Можно, оно есть, и очень простое! Тогда этим другим словом была Утаре. Придя в себя, обнаружил, что лежу там же, где и упал, но голова моя уже была на коленях любимой, пальцами она ерошила мои волосы и улыбалась. Её правый глаз заплыл синевой, но мне это не мешало любоваться ею.

Заметив, что я открыл глаза и смотрю на неё, Утаре тут же прикрыла подбитый глаз ладошкой.

– Я думал, что больше никогда тебя уже не увижу, а ты прячешь от меня лицо и не даёшь насмотреться, – сказал, чтобы она не смущалась.

И тут же услышал в ответ:

– Ты у меня хороший, ты у меня умный, ты самый красивый и сильный…

Треснула под чьей-то ногой ветка, и я увидел смущённых нашими откровенными речами соплеменников. Все они стояли рядом, кто в метре, а кто в двух. Пришлось вставать и делать вид, что всё хорошо, что будто ничего и не было.

Мы оттащили трупы чужаков в овражек, поохотились, добыв тощую лань, потом до ночи жарили у костров мясо. Я позволил себе коснуться весьма деликатной темы, особенно с учётом того, чем мои соплеменники были заняты у костра. Спросил, обращаясь сразу ко всем:

– Кто первым решил, что висящий на дереве и есть Утаре?

Ответил Той:

– А сам ты что подумал?..

Всем им вдруг стало смешно, даже Утаре. Отвечать что-либо Тою желание у меня пропало.

С утра Той с Рыбами и Лосями испытали долблёнку, и вожак сообщил о своём решении свершить акт мести озёрным людям. Меня он в компанию не зачислил, мол, с Утаре всё хорошо, да и кому-то всё равно нужно вернуться в посёлок к женщинам и детям.

В прошлой жизни, в будущем, я часто слышал, что будто месть – блюдо, которое подают холодным. И даже как-то задумывался об этом. Помнится, народная молва приписывала авторство столь туманного изречения Иосифу Виссарионовичу Сталину. Почему именно холодным? Кому подавать? Себе или кому-то ещё? В какой момент это следует делать: на закуску, на десерт или в качестве основного блюда?

Куда лучше то же понимали итальянцы с их вендеттой. Продуманная, расчётливая, изощрённая, неотразимая, чтобы все догадывались, кто её совершил, но ничего доказать не могли. Месть – это блюдо, которое готовится для двоих: истцу – как небесная амброзия, ответчику – как кость в горло. Кроме того, есть ведь и окружающие! Кто не дурак, тот сразу смекнёт: такого повара задевать не стоит!

Пока моё блюдо остывало, желание мстить развеивалось само по себе. Последний раз так случилось в другой жизни, когда пришлось отсидеть. Ведь были и те, кто решил, что лучше стучать, чем перестукиваться. Я знал их имена. И следак с прокурором, и судья… Но не они были по-настоящему виновны в том, что произошло тогда со мной. Персональная месть теряла опору, если посмотреть на «блюдо, которое подают холодным» с точки зрения здравого смысла – вспыльчивость и поспешность в благородном деле мщения недопустимы. Как я мог тогда всё это растолковать Тою? Разве что сослаться на волю духов? Но я промолчал. Ведь моё счастье было рядом, и для меня тогда это было главнее всего.

Воины отплыли, а я, Утаре, горцы и Муш пошли назад к посёлку.

Едва солнце засобиралось скрыться за деревьями, мы стали на ночёвку. Спешить было некуда, а я очень хотел расспросить Утаре, что произошло. Под голыми пока ещё дубами земля была усыпана тёмно-бурыми прошлогодними листьями. И под ними что-то шумело, ползало, таилась какая-то скрытая жизнь. Осины шептались, волновались, вздрагивая ветками, среди ореховых и ольховых кустов носились птички. Ещё вчера этот же лес казался мне мрачным и молчаливым…

Пока горцы и Муш таскали хворост, мы с Утаре уединились у глубокого оврага. Там, над обрывом, высился дуб-великан, а под ним дымилась туманом пропасть. У могучих корней мы и расположились, чтобы пообщаться без лишних глаз. Волчица улеглась рядом, но нам она никак не могла помешать. Скорее наоборот, её присутствие напомнило, как всё было, когда мы вместе охотились или собирали грибы и ягоды. Я обнимал Утаре, а она тихо, почти шёпотом рассказывала о событиях последних дней.

…Чужаков первой заметила Пальма. Утаре услышала визг боли, а потом увидела и саму волчицу. За ней молча гнались какие-то люди. Утаре выстрелила из лука и попала. Охотник-чужак вскрикнул и упал, его соплеменники тут же остановились, а моя любимая побежала к посёлку предупредить горцев, чтобы встретить пришлых во всеоружии.

Вручив женщинам запасы зерна, отправили их со стадом подальше в степь. А мужчины стали готовиться встретить врагов. Близился вечер, но чужаки не только не появились, но и, судя по спокойному лесу, даже не приближались к его опушке. Тогда Утаре и предложила мужчинам на всякий случай забрать всё ценное и присоединиться к женщинам, пока она, умелая охотница, не выследит чужаков, чтобы узнать об их намерениях. Оказалось, Утаре всё же переоценила себя. События развивались совсем не так, как рассчитывала она.

Чужаки оставались с раненым товарищем там, где она его подстрелила. Вот только Пальма, увидев обидчиков, решила поквитаться. Рыча, бросилась к чужакам. Утаре, наложив стрелу, медленно приближалась к отбивающимся от волчицы охотникам. Она не заметила кое-кого из них, притаившегося за деревом и нанёсшего ей внезапный удар. Очнулась моя любимая уже со связанными руками и ногами, когда чужаки готовились к ночёвке. А ночью пошёл дождь. Ко жаные ремни намокли, и Утаре удалось их растянуть настолько, чтобы освободиться. Так как до сих пор о намерении чужаков ей ничего не известно, с бегством она решила повременить и даже подтянула ремни на ногах. Слушала, о чём они говорили, и поняла, что этот отряд отправился на поиски женщин. Будто каждую весну мужчины их племени уплывали подальше от своего посёлка за будущими матерями.