Книга Голоса прошлого - Ната Чернышева

   – В локальном пространстве Кратас*, – ответила я на Ирэнин вопрос. – Мне было шестнадцать…

   Надо бы организовать себе кофе и чего– нибудь пожевать. Но сначала отделаться от Патоки. Причём раз и навсегда.

   – Знаешь, Ирэн, – сказала я, – только без обид… Найди себе другого командира, пожалуйста. Или вообще на гражданку чеши.

   – Что?!– немедленно взъярилась она.

   Я поставила локти на столик, взъерошила себе волосы. Что, снова ей по шее накостылять? Ну, а она мне накостыляет, вполне может, и что тогда? Я сказала:

   – Сама рапорт составишь или помочь тебе?

   – Может, объяснишь подробнее? – угрюмо осведомилась она, приподнимаясь.

   – А слушать будешь? – устало спросила я. – Или тебе второй глаз закрыть?

   Она злобно зашипела сквозь зубы. Я внимательно следила, чтобы встретить, если у неё снова не скажу в каком месте загорится.

   – Развела ясли, – с досадой заговорила я. – Назло мамке куплю проход через GVS и полечу на досвете… Назло этой сучке Ламберт не восприму информацию по Вране и клану Шокквальми… не проверю броню перед боем. Детсад, штаны на лямках. А у того гадёныша оказался армейский сканер. И шоуфролк.

   Шоуфролк – тяжёлый аннигилятор среднего класса. Гражданским не просто не положен, а прямо запрещён. Где Немелхари Шокквалем его взял, большой вопрос. Видно, доступ к оружейным был. Технари в отчёте про эту машинку много интересного написали. Хорошая вещь, мощная.

   – Потомственный военный, даже сопливый, это тебе не паршивый администратор, – продолжала я ликбез. – Он увидел, что одна… альтернативно одарённая… женщина… шлем деактивировала, от великого ума, не иначе… А у второй заряд брони на дельта хрен, полвыстрела хватит, чтобы погасить. Затем ещё два залпа – номер третий в счёте. И если подсуетиться, то и четвёртого как– то зацепить удастся. Он очень старался умножить на ноль нас всех, и не его вина, что не вышло.

   ______________________

    * Кратас – база Объединённого флота Оллирейна. Находится в совместном ведении четырёх великих кланов: Иларийонов, Ми– Скайонов, Хорошенов и Шокквальми.

   – Но… – медленно проговорила Патока, – но… Но было же четыре выстрела! Четыре, Энн!

   Коп– п– пать носом. Она опять не отчекапила свою броню. Иначе не задавала бы тупых вопросов: протокол внешних воздействий показал бы ей всю картинку, от и до. Во мне всколыхнулось что– то чёрное, удушливое и донельзя бешеное. Я сжала кулаки, неторопливо выдохнула и, сдерживая эмоции, сказала:

   – Думать ты не любишь, Ирэн. Подраться – да, тут тебе равных мало. А вот подумать…

   Она долго смотрела на меня, и я почти слышала, как скрипят и щёлкают у неё извилины, осмысливая услышанное.

   – Психокинетическая паранорма… защищает от аннигиляции?

   Додумалась, ишь ты. А я полагала, до утра ответа не получу…

   – Как тебе сказать, Ирэн… До определённого предела. Пятого залпа мы б с тобой не пережили. А Чис в одиночку не справилась бы. Лежали бы сейчас наши тушки, – то, что от них осталось бы!– в Зале Прощания рядышком с Хмельнёвой. В закрытых саркофагах. Чтобы палёным на всю базу не воняло…

   Патока вдруг покраснела. Густо и плотно, даже уши заалели. Встала:

   – Поняла. Разрешите удалиться, комадар Ламберт…

   – Куда?

   – Составлять рапорт об увольнении…

   – «Дай ей шанс», – прошелестел в сознании голос Ванессы.

    – «С какой радости?»

   – «Дай».

   – Сядь, – велела я. – Вольно… Капитан считает, что тебе надо дать шанс. Я считаю, что зря. Но у старшего по званию приоритет.

   – Огнев? – изумилась Ирэн и даже оглянулась, отыскивая взглядом Игоря Валентиновича.

   – Великова, – пояснила я.

   – Что с тобой? – прямо спросила я. – Почему за защитой своей не следишь?

   Картинка пришла внезапно, кусочек памяти и боли. Получилось спонтанно и само собой, закрыться я не успела.

***

… Тёмная степь и летящие по ветру горькие запахи цветущих трав. Рыжая полоска остывшей зари у горизонта. Деревянное крыльцо с искусно вырезанными перилами; ручная работа. Столбики, фонарики в ажурной деревянной вязи, мягкий рассеянный золотистый свет.

   Высокая женщина в полуброне, шлем в руке, длинные волосы шевелятся на ветру чёрными змеями. Она уходит, её ждёт узкая машина с мерцающим маячком. Маленький мальчик бежит к ней с криком: «Мама, мама!» Спотыкается, падает, считает лицом ступеньки. Кажется, расквасил нос – физиономия залита кровью, чёрной в сумрачном вечернем свете.

   Женщина она не оборачивается, просто бросает досадливое раздражение через плечо:

   – Ирэн, я же сказала тебе: присмотри за малышом!

   Чёрная машина увозит её. И остаются степь, закат и слёзы…

***

Я вздрогнула, заново осознавая себя: я – Энн Ламберт, и здесь не степь.

   – «Александр Патока погиб на Ласточке», – пришла сухая информация от Ванессы. – «Под Золотым Ключом. Ценой собственной жизни спас сорок семь человек, из них тридцать шесть детей ясельного возраста. Награждён Солнечным Крестом посмертно. Ему было 17 лет».

   – «Так она из– за этого…»– ошарашено подумала я.

   Никогда не устану удивляться вывертам человеческой психики. Лезть на рожон в дохлой броне нисколько не страшно. А пообщаться с родной матерью, – легче умереть…

   – «Ты же восприняла отрывок, связанный с её матерью, Ламберт. Что у них могло произойти, гадать не будем. Судя по последствиям, мало хорошего. Но это забота специалистов. А мы с тобой сделаем вот что…»

   Ванесса спокойно и в деталях разъяснила мне, что делать. Менткоррекция не содержала в себе ничего сложного. Просто заплатка на область чувств, с целью приглушить их на время. На два– три дня, остающихся до ротации. При этом я восприняла весь психопрофиль пациента целиком и полностью, и памятью Ванессы углядела синие крючки навязанного извне психокода.

   – «А это ещё что»?

   – «А это, – образ черепа и красной молнии, с надписью «не влезай– убьёт!», – тебя не касается».

   – «Ваше, что ли?»– с отвращением спросила я, имея в виду не конкретно Ванессу, а собственно инфосферу.

   – «Наше».

   – «А она знает?»

   – «А она на это контракт подписывала. Соберись, не отвлекайся. Вызови у неё эмоцию, она нам поможет…»

   Я посмотрела на Ирэну. И вдруг осознала, что прошло всего– навсего пара секунд, и что Патока на мой вопрос про «жить надоело» не то, что не успела ответить, но даже ещё и мысленно ответа пока не придумала. И тогда я бросила в продолжение фразы ехидно холодными тоном: