Книга В Обители Крыльев - Мари Бреннан

Действительно, самые худшие мои опасения целиком и полностью оправдались. Конечно, ко дню пробуждения погода значительно улучшилась, однако снаружи все еще было довольно холодно, и некто мог бы вполне разумно предположить, что я буду рада поводу побыть в тепле. Тем не менее после долгого пребывания на природе вынужденное затворничество весьма тяготило. Отчаянно не хватало свежего воздуха, а более того – солнечного света, как бы он ни был скуден и слаб.

Нетерпение значительно усугублял проникавший снаружи шум. Возвращение домой после спячки в каждой деревне праздновали на свой лад. Выглянуть за наружную дверь и посмотреть, как отмечают пробуждение жители Имсали, я не осмеливалась, но бой барабанов и звуки флейт были отчетливо слышны даже без этого. Проходя мимо, дракониане оживленно болтали, спрашивали, что случилось с коровником, звуки их голосов подхлестывали любопытство, но в то же время вселяли страх. С одной стороны, мне не терпелось выйти наружу – ведь я так долго не видела ни единой живой души, кроме трех сестер, что едва не сходила с ума от одиночества и тоски по родному дому. Обычно подобные чувства удавалось держать в узде, сосредоточившись на текущих проблемах… однако теперь, взаперти, в ожидании, на фоне радостного шума за стеной, тоска сделалась нестерпимой, словно зубная боль. Здесь не могли помочь и размышления о текущих проблемах: они лишь порождали страх.

Да, страху я натерпелась в избытке! Вдруг кто-либо в поисках сестер заглянет в дом, а я не успею вовремя спрятаться? Вдруг оптимизм Рузд неоправдан, и ее соседи разорвут меня на части, даже не слушая? Сколько бы раз ни доводилось мне смотреть в лицо опасности, угроза, исходящая от мыслящих, разумных существ неизменно казалась страшнее всех остальных.

Но самым страшным было даже не это. Что, если я подведу сестер, спасших мне жизнь? Что, если не сумею завоевать доверие дракониан, либо, преуспев в этом, не смогу защитить их от моих собственных соплеменников?

Я согласилась выждать три дня, но в глубине души была бы рада выбежать за дверь и предстать перед драконианами без всякого предупреждения – лишь бы покончить с этим невыносимым напряжением.

Но нет, я ждала. Возможно, терпения у меня маловато, однако ослиного упрямства – не занимать. Уговор есть уговор, и посему мы с Рузд, Каххе и Зам честно выждали трое суток, прежде чем выйти наружу и навсегда изменить мир.

* * *

– Ты готова? – спросила Рузд.

– Пожалуй, более нелепых вопросов мне в жизни не задавали, – ответила я (по-ахиатски, так что слов моих Рузд почти не поняла, однако тон их был предельно ясен).

По такому случаю я облачилась в одежды, сшитые для меня за зиму: не стоит думать, будто облачение для скалолазания выдержало целый сезон носки без значительных повреждений, а между тем мне еще предстояло воспользоваться им, когда настанет время покинуть Обитель. Конечно, мы обсуждали, не лучше ли мне появиться перед драконианами в собственной одежде, но в конце концов отдали предпочтение точке зрения Каххе, считавшей, что в привычной ее сородичам шерсти и ячьих шкурах я буду выглядеть куда более безобидно. В доме было тепло, спина под одеждой немедленно взмокла от пота, но руки и ноги остались холодны как лед.

Незадолго до этого Зам принесла весть, что совет старейшин в Имсали. Более недели назад Рузд отправилась к смотрителям храма с просьбой собрать совет здесь в этот день, смотрители передали просьбу проснувшимся от спячки старейшинам, и те, очевидно, ответили согласием. Теперь девять престарелых драконианок ожидали меня снаружи, сами не зная, что их ждет.

Девять престарелых драконианок… не считая всего населения Имсали, несомненно, также гадавшего, что затевают сестры.

Немалым усилием воли я отбросила посторонние мысли и перешла на драконианский:

– Лишнее ожидание готовности не прибавит.

Рузд согласно кивнула. Я по привычке отметила особенности ее осанки и движений, мысленно сложив данные наблюдений в папку «дракониане, нервозность, внешние признаки». В такие минуты подобные вещи действуют на меня успокаивающе.

Рузд распахнула дверь и вывела меня в прихожую.

Из-за наружной двери внутрь заструился солнечный свет и холод. Сквозь прямоугольник дверного проема я увидела впереди целую толпу дракониан – нас ждали все, от мала до велика. Один из них – судя по размерам, ребенок – заметил меня в полумраке прихожей и в безошибочно узнаваемой манере постучал стоявшую рядом драконианку по бедру. Слов его в общем гомоне было не разобрать, но этого и не требовалось.

– Мама, кто это?!

Возможно, драконианский эквивалент выглядел несколько иначе, но общего смысла это, определенно, не меняло.

Я выступила на свет, и все вокруг стихло.

Казалось, дракониан не меньше тысячи (на самом деле количество их не достигало даже сотни, однако когда все взгляды устремлены на вас, толпа всегда кажется многочисленнее). В следующий миг над толпой дуновением ветра прошелестело знакомое слово:

– Человек…

Тишина взорвалась оглушительным ревом, и вокруг разверзся сущий ад.

* * *

Сестры немедля окружили меня с трех сторон. Они ожидали общего натиска и ничуть не ошиблись: самые деятельные и воинственные из их сородичей бросились вперед, защищать совет от меня – маленькой, хрупкой, изголодавшейся за зиму. Зам, не так давно схватившая меня и швырнувшая через храмовый зал, оттеснила плечом одного из дракониан, явно вознамерившегося сделать то же самое. Рузд что-то закричала, расправив крылья и высоко вскинув руки. Каххе приготовилась в случае надобности втолкнуть меня назад в дом, где сестрам будет проще отразить нападение.

По счастью, до схватки дело не дошло. Одна из старейшин широко распростерла крылья, другая, стоявшая рядом, – тоже, а вскоре их примеру последовали и остальные. Словно повинуясь стуку судейского молотка, толпа приглушенно зароптала и смолкла. Резкий окрик одной из старейшин разогнал дракониан по местам, и утоптанный снег вокруг меня вновь опустел.

Я рассудила, что мой час настал. Сложить перед собою крылья, за неимением таковых, я не могла и посему изобразила сей драконианский жест почтения на человеческий манер, сложив впереди опущенные руки. Возвысив голос, я начала ту самую речь, которую так долго, мучительно репетировала перед сестрами. Слова мои искажала лишь легкая, едва различимая дрожь.

– Да благословит и согреет вас солнце! Меня зовут Изабелла, и я не желаю вам зла. Я обязана жизнью этим трем сестрам, спасшим меня от неминуемой смерти в горах. С вашего общего одобрения, достопочтенные старейшины Обители, мне хотелось бы отплатить добром за добро и помочь вашему народу всем, что в моих силах.

Если бы один из имсалийских яков вдруг поднялся на задние ноги и заговорил, пожалуй, слушатели и тогда не были бы изумлены сильнее. Вокруг не слышалось ни звука, кроме неумолчного шелеста ветра да стука капель, падавших на снег с бахромы сосулек, украшавшей карниз.

– От… откуда она… знает наш язык? – заикаясь, вымолвила одна из старейшин.