Книга Дорогами войны. 1941-1945 - Анатолий Белинский

Теперь перед полетом ватага соколов заполняет землянку, вытащат флягу из-под нар, дернут по чарке и разбегаются по машинам.

Среди бела дня заявляется ко мне Николай-пилот.

– Летал когда на самолетах?

– Нет, не доводилось.

– Садись, полетаем. Свечи поменяли, два часа налетать надо.

Оружейники, ребята молодые, стоят у машины, посмеиваются: «Лейтенант, штаны запасные прихвати, пригодятся». Сел я в штурманское кресло, напялил шлемофон, Николай показал, как включить ларингофон. И взмыли в небо. Пилот поет, забавляет меня шутками. Увидел на лугу пасущихся коров и закричал: «Смотри, как гвардейцы летают!» – и всю многотонную двухмоторную громаду бросает в пике на коров. Меня к сиденью придавило, как пришило, не повернуться. Смотрю в иллюминатор в проем у мотора, а там все коровы, бедные, по сторонам разбегаются. Николай смеется, маневром доволен, его машина надежная, сам Коккинаки ее на заводе испытывал, мертвую петлю сделал, о чем есть запись в формуляре.

До войны вся авиация была в руках военных. Все мальчишки завидовали летчикам. Они в зените славы – герои-полярники, Чкалов, кинофильм «Истребители». Дух захватывало! Сегодня мне восемнадцать лет. Знаю, для меня это самоволка, знаю, что рядом «мессеры» шастают, как у себя дома. Ничто меня не останавливает. Капитан-пилот приглашает – я с ним лечу. Саша, пилот из Москвы, зовет – я лечу. С десяток часов налетал на боевой машине. А вот оружейники из БАО не летают, боятся. Если прикажут – другое дело. Мне их не понять. Знал бы генерал Громадин, что у него такой отважный летающий артиллерист объявился, наградил бы меня медалью «За отвагу» и направил бы на стажировку в штрафной батальон.

Довелось мне познакомиться с командиром дивизии. Днем на огневые пришел полковник Бровко. Вид внушительный, интеллигентный, на плечах плащ-накидка.

– Покажи, лейтенант, из чего по самолетам стреляют!

Я расчехлил орудие, рассказал о тактико-технических данных, показал прицел, крутанул штурвалы. Он попросил воды. Принес железную кружку. Полковник достал из кармана белую упаковку, высыпал порошок на язык и запил водой. Все летчики его любили, ласково называли батей. На самые трудные задания он всегда ходил вместе со своими полками.

Новое пополнение

Под Орлом продолжаются тяжелые бои. Передний край обороны пилоты узнают издали. Широкая полоса огня, пожаров, взрывов тянется по всему переднему краю.

Днем на батарею пришла машина. Из кабины вылез майор Л. Из кузова машины выпрыгивают девчата. Сбились стайкой, стоят, оглядываются, все в гражданском облачении: платьица, туфельки, беретики.

– Принимай пополнение, будешь их обучать! – скомандовал майор. Ничего смотреть не стал и ни о чем меня не спросил. Подошел вплотную, погрозил пальцем и добавил: – Смотри, не женись! – И погрузился в машину. Позвонили из штаба и приказали группу солдат направить на формирование новых частей. Сотни солдат прошли через мой взвод. Только подготовишь, выучишь, сроднишься с каждым, тут и провожать пора. Сколько и каких смелых ребят отправил в Сталинград? Ни одной весточки не пришло. Вот и сегодня надо назвать имена тех, кто должен выбыть. Как это казнит сердце. Как тяжело прощаться с друзьями. Обнялись, похлопали друг друга по плечу и пошли, закинув свой вечный спутник, вещевой мешок, за плечи.

Сегодня день особенный – вместе со снарядами пришла почта – газеты и письма. Из кабины выпорхнула сержант Валя Арно, наш комсорг части, ее приезду всегда рады. Девица очаровательная, черные кудри полощутся на ветру, огромные глазища источают такие флюиды, что я от страха свои глаза прячу. Не знаю, куда деваться.

Получил письмо от Амины. Письмо выполнено как граммофонная пластинка – архимедовой спиралью. Сколько времени надо потратить на такое сочинение? На душе моей радость несказанная. Сегодня буду ей писать ответ, если получится – то в стихах.

Со дня на день ждем новый приказ. Вперед, на Запад!

Капустное поле

Сильно напирал немец, даже местами потеснил наши войска. Но пришел день и нашего наступления. Это была жестокая и кровавая битва, где целые дивизии таяли как свечи.

По узкой дороге среди минных полей в прорыв устремились наши войска. Дорога забита так, что ступить некуда. Машины, повозки, трактора с пушками. Длинная, нескончаемая вереница разномастных частей движется медленно. Наш батальон передвигается на машинах. Совсем стемнело. Впереди машина с начальником штаба Торопиным, в его руках маленький чемоданчик. Он усердно за собой ухаживает, любит всякие кремы, одеколоны и пудру. Над ним в управлении посмеиваются. Его машина в полной темноте нырнула в воронку, и бедный начальник вылетел из кабины со своим чемоданчиком на минное поле. Долго там ползал, собирая свою утварь. У меня в кузове боекомплект снарядов, на прицепе пушка. Водитель хороший парень, опытный, но устал зверски и утром задремал на спуске с крутого холма, хорошо, что я не спал, увидел, как машина на столбы пошла, схватился за руль. Секунды спасли нас.

Привезли нас к железнодорожному мосту, мою батарею и пулеметную роту Подоплелова сгрузили и приказали занимать позиции. Мост стратегически важный в направлении главного удара наших войск.

Речушка неширокая, метров двадцать пять, но глубокая. Развернулись на ее приподнятом левом берегу. Правый берег с небольшим перелеском притоплен. За перелеском на минном поле торчат сочные капустные кочаны. Инженерные работы закончили поздней ночью, и когда закатили пушки в орудийные дворики, все улеглись спать.

Капустное поле за речкой солдат раздражает, солдатская жратва надоела. Эх, капустки бы! Сергей Андреев достал лодку, прихватил с собой солдата и айда на другой берег. Идут, через проволочки-ловушки перешагивают. Вот уже поле рядом. И тут – вжах! Рвануло. Упали и ползут назад. Сергей весь в крови, ногу волочит, кровь по всему лицу, мочку уха оторвало, осколки в спине, в ноге и в заднице. Отвезли в санбат. Вынули хирурги немецкие жестянки из Сережки, подтолкнули его коленкой в зад, и нога его сама пошла.

Рекогносцировка

Рано утром, с первыми лучами солнца, я направился на рекогносцировку местности. Надо своими глазами посмотреть окрестность огневых позиций. Тропка долго петляла вдоль речки, пока не вышла на проселочную дорогу, проходившую примерно в двух километрах от огневых позиций. Всю дорогу приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на растяжку противопехотной мины. Местность вокруг красивая, пересеченная полями и оврагами, лугами и перелесками. Я полной грудью вдыхал неповторимую свежесть летнего утра. Дорога нырнула в долгий овраг, а потом поползла к лесу. Кругом тишина, ни одной живой души. И вдруг на дороге появилась женщина, еще не старая, но уже и не молодая. Увидела меня. Остановилась, затем бросилась бегом ко мне навстречу.

– Сынок, дорогой, милый, освободитель наш! – причитала она по-матерински, обнимала и целовала меня. К груди прижимает, сама плачет, слезы по лицу текут, стала гладить мои плечи иссохшими жилистыми руками, слез не утирает, приговаривает: – Вот наконец-то пришли, свои пришли, родные освободители.