Книга Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890-1918 - Мария Романова

В тот же день Дмитрий помчался специальным поездом из Генерального штаба. Его миссия, предпринятая исключительно под влиянием его собственного порыва и без ведома великого князя Николая, состояла в том, чтобы отговорить императора брать на себя верховное командование.

В то время император еще относился к Дмитрию как к сыну. Он всегда был самым желанным гостем в Царском Селе, и император любил беседовать с ним. Но на этот раз Дмитрию по приезде в Петроград пришлось несколько раз телефонировать в Царское Село, прежде чем император оказался готов принять его. Раньше такого никогда не случалось. В конце концов император пригласил его на обед, а после него предложил партию в бильярд. И Дмитрий, используя шанс, начал излагать то, ради чего приехал. Он прекрасно осознавал ответственность, которую брал на себя, но считал своим долгом высказать царю не только личное мнение, но и мнение большинства людей как на фронте, так и в тылу. Он чувствовал, что не может позволить себе думать о том, как откровенность может повлиять на его судьбу.

Этот разговор был труден для обоих. Император выслушал внимательно, без тени нетерпения все аргументы моего брата. Сначала он иногда еще отвечал что-то, потом замолчал. Казалось, что он ясно видел, чему подвергнется, если возьмет на себя командование. Тем не менее, услышав подтверждение своим страхам, он словно был в нерешительности. В конце беседы Дмитрий уверился, что донес до него свою точку зрения и сумел отговорить императора. И вместо того, чтобы навлечь на себя неудовольствие царя, получил благодарность за свою преданность и откровенность. Прежде чем вернуться в будуар царицы, двое мужчин, глубоко взволнованные и тронутые почти до слез, молча обнялись. Когда Дмитрий рассказывал впоследствии об этом, он сказал, что они никогда не были так близки друг к другу, как в тот момент. В тот же вечер он покинул Александровский дворец с чувством радостного и глубокого облегчения.

Через два дня император взял на себя верховное командование армиями, а Дмитрий, находившийся еще в Петрограде, узнал об этом из газет.

Вскоре после этого сообщения и отъезда императора в Могилев, где теперь располагался Генеральный штаб, случилась отставка князя Орлова, начальника императорской полевой канцелярии, а затем Джунковского. Первый был глубоко и искренне предан императору, но не скрывал своего мнения о Распутине, и за это императрица не могла простить его. С увольнением Орлова во дворце не осталось никого из тех самостоятельно мыслящих и смелых, кто мог бы противостоять влиянию заурядных и беспринципных людей, которые теперь были на коне. Джунковский был помощником министра внутренних дел и курировал полицию. Причиной его увольнения стало расследование в Москве нескольких дебошей Распутина, которое несколько раньше провела полиция с неосмотрительной скрупулезностью.

В сентябре же, несмотря на весь риск, который влек за собой этот шаг, было объявлено о роспуске Думы. За этим немедленно последовали забастовки на Балтийском и Путиловском заводах, которые занимались исключительно производством боеприпасов и боевой техники для обороны.

Забастовка распространилась на другие фабрики Петрограда и продолжалась всего три дня вполне мирно. Еще не было такой цели, как «революция», но эта забастовка все-таки, по пророческим словам, стала «генеральной репетицией».

Дмитрий был вызван в штаб, чтобы принять обязанности адъютанта императора. Приблизительно в это время в Москве состоялся съезд земских и городских союзов – организаций с многочисленными филиалами, охватывающими и тыл, и всю армию. Съезд принял политическую резолюцию, в которой в достаточно вежливой форме было указано на трудности и испытания, переживаемые Россией, и отсутствие тесной связи между правительством и народом. В ней подчеркивалась необходимость принятия срочных мер, и прежде всего – назначения кабинета, который пользовался бы общественным доверием, и нового созыва Думы.

В своей телеграмме император наотрез отказался принять делегацию с таким докладом. Эту телеграмму царь лично вручил Дмитрию для отправки. Дмитрий, зная о ее содержании, отнес ее к себе в комнату и не отослал. Он чувствовал, что эта необдуманная вспышка императора вызовет слишком серьезные последствия. На этот раз дерзость моего брата была не так хорошо принята. На некоторое время его перевели из штаба вместе с адъютантом Дрентельном, с которым он обсуждал свой шаг. Делегация от земств не была принята. С того времени началась более или менее открытая война между царем и мыслящей частью населения.

Император более чем когда бы то ни было представлял собой психологическую загадку. Лично почти равнодушный к власти, он, тем не менее, не терпел никаких посягательств на верховную власть как таковую. Он считал священным долгом сохранить в целости самодержавие – наследство, переданное ему предками. Эта убежденность была внедрена в его сознание примером предшественника – Александра III, искусного во внутренней политике, и укрепилась со временем сначала при помощи тех, кто отвечал за его воспитание и образование, а затем благодаря его заурядному окружению.

На протяжении поколений Россией правили цари, чья воля осуществлялась при посредничестве совершенно обособленной касты людей. В понимании этих хранителей самодержавного идеала – культа, на котором мы все во главе с нашим императором были воспитаны, Россия была носителем неких особых идеалов, чистоту и возвышенность которых Западу никогда не понять и конечно же никогда не достичь. Таким образом, России, в нашем представлении, было «позволено» на века отставать от прогресса и при этом неизменно быть выше.

Но оказалось совершенно невозможно этой западной культуре проникнуть в какой-то степени к нам. Те, кто был у руля государственного управления, относились к ней с подозрением или категорически отвергали ее. Они могли бы приспособить эти новые веяния к нашим национальным особенностям, но к этой задаче они отнеслись с презрением. В результате эти западные веяния, вместо того чтобы получить естественное и постепенное распространение, клубились в тесных кружках интеллигенции, новые мысли и идеи были сконцентрированы внутри одного класса.

Получив свободу и простор для своей русской привычки к теоретизированию и дискуссиям, эта тема могла бы исчерпаться в процессе разговоров и предложений. Но все это извне сурово подавлялось или презрительно отвергалось правящей кастой. По их мнению, ничего не изменилось. Они полностью отказывались принимать в расчет появление общественного мнения и всеобщий, постоянно растущий интерес к государственным делам. При каждом удобном случае они спешили столкнуть на нелегальную основу медленное движение России к самосознанию.

Лишенная в то время права направлять умственные силы на благо своей страны, всячески отстраняемая от участия в поисках пути развития общества, постоянно подозреваемая в желании подорвать основы государства, интеллигенция была оттеснен к открытой и активной оппозиции. Таким образом было установлено основное непримиримое разногласие между этими двумя классами, которые могли бы разделить ответственность за управление государством. Император верил в божественное происхождение своей власти. Он считал себя ответственным за благосостояние страны только перед Богом и ни в коем случае перед самой страной.