Книга Территория взрослости. Горизонты саморазвития во взрослом возрасте - Елена Сапогова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отвергаемыми в группе молодых респондентов оказались модусы «жизнь как жертвенность», «жизнь как геройство», «жизнь как долг», «жизнь как хранение», «жизнь как вера». Это позволило заключить, что, вероятно, молодые респонденты не готовы к подвигам ни во имя чего и не считают необходимым хранить и усваивать опыт своей культуры, общества, группы; они почти не знают традиций и не тяготеют к их сохранению, предпочитают жить свободно, динамично, без обязательств, не оглядываясь на прошлое, жаждая бесконечной новизны и остроты жизненных ощущений.
Молодые участники исследования обнаружили неготовность брать жизнь под контроль, управлять свершающимися в ней событиями, преодолевать собственную инерцию. Большинство из них были склонны «плыть по течению», подчиняясь судьбе.
В этом возрасте прослеживается тяготение к следующим сюжетным схемам: «запреты» (в автобиографиях присутствует сюжет нарушения запретов, преодоления чужих рекомендаций и требований), «накопление» (денег, дипломов, статуса, связей и пр.), «конфликт» (с родительской и прародительской семьей, с ровесниками, с представителями своего и противоположного пола, с детьми, соседями, учителями, наставниками, тренерами, начальством, властями и пр.), «ошибка» (человеку что-то недодали, спутали с другим и наказали, обвинили, отобрали), «преследование» (эта паранойяльная линия встречалась довольно часто в комментариях), «борьба» (как правило, это борьба не «за», а «против» – ограничений, условностей, ханжества), «неверность» (практически каждый пережил ее, хотя отрицает, что был кому-то или чему-то не верен сам), «предательство», «подлость», «риск» (отнесен к положительным категориям), «игра», «случай», «справедливость», «любовь», «одиночество», «свобода», «надежда».
Таким образом, автобиографирование молодых респондентов сфокусировано не на стремлении к личным достижениям, преодолениям, романтическому самоутверждению, не на жажде подвигов и славы, освоении категорий смысла и временных трансспектив, как можно было бы полагать, опираясь на канонические знания возрастной психологии, а на противодействии принятому во взрослой среде экзистенциальному порядку, на конфликте, борьбе, преодолении ограничений своей свободы, ломке запретов, несерьезном, трикстерском отношении к жизни, полагании на случай, везение.
В какой-то мере такая внутренняя семантическая картина напоминает подростковую, что заставляет задуматься о еще большем удлинении современного детства и отмеченном нами ранее «бегстве от взросления».
К концу взрослости картина выглядит совершенно иначе. Участники нашего исследования чаще всего выбирали модусы: «жизнь как геройство», «жизнь как долг», «жизнь как жертвенность» и «жизнь как любовь». Отвергаемыми оказались модусы: «жизнь как трикстерство», «жизнь как хранение». Эти результаты кажутся вполне предсказуемыми для сегодняшнего «поколения отцов». Достаточно жестко ориентированная социализация этого поколения, прямое давление идеологии, отчетливо осознаваемая система ограничений и регламентаций, многочисленные санкции и косвенные запреты, вмененный бытовой аскетизм, установки на личную скромность и воспитание в духе «раньше думай о Родине, а потом о себе» и т. д. сделали восприятие жизни старшим поколением несколько выпрямленным и уплощенным. Восприятие жизни через категории «долг» и «жертва», на наш взгляд, делает жизненный путь эмоционально трудным для личности, лишает ее спонтанности, самости и радости жизни. Она превращается в психически изнурительный процесс, постоянно держащий человека в напряжении и не оставляющий простора для того, чтобы почувствовать себя свободным, расставить ценности и мотивы по собственному желанию и разумению, «отпустить себя», позволить себе быть самим собой, почувствовать свою значимость и пр.
Такая жизнь часто, особенно ближе к пожилому возрасту, требует какого-то утешения, вознаграждения, компенсации, ухода от исповедуемых упорядоченности и самоограничений. Человек с такими модусами постоянно чувствует себя недооцененным, неотблагодаренным и неудовлетворенным жизнью, поэтому для него всегда есть риск ухода в себя, склонности к алкоголизму, мизантропии, депрессии, педантизму. В какой-то мере это объясняет повсеместное соединение модусов «жизнь как жертвенность», «жизнь как долг» с модусом «жизнь как любовь» – вера в любовь, спасающую людей и мир, крепко укоренена в сознании многих взрослых людей.
Безусловно, сказанное вовсе не значит, что вторичная социализация частично не исправила выпрямленности первичной, и на это указывают комментарии к частотному выбору таких сюжетных схем этих и других модусов, как: «признание», «накопление», «развитие», «достижение», «подвиг», «творчество», «созидание», «профанность», «выбор», «случай», «удача», «долг», «ответственность», «справедливость», «любовь», «близость», «дружба», «забота», «коллективность», «духовные искания», «свобода», «исконность», «вера», «надежда», «связь с высшим началом», «самоотдача», «помощь», «бескорыстие». Эти «биографемы» менее эгоцентричны, сильнее ориентированы на межличностные отношения, более гуманистичны и многоплановы. Старшие взрослые по сравнению с молодыми кажутся более стойкими, умеющими «делать добро из зла, потому что больше его не из чего делать», а также способными радоваться простым радостям, находя их повсюду.
Таким образом, выбираемые экзистенциальные модусы в возрастных группах взрослых и молодых людей, отражающиеся в поведении и стратегиях жизни, заметно различаются, что, видимо, может объяснять и часто отмечаемый недостаток взаимопонимания между поколениями.
Также различается и семантическое пространство автобиографирования, что, по-видимому, связано как с возрастными характеристиками и поколенческими (когортными) целями, так и с общей современной сменой жизненных ценностей и смысловых ориентиров. В терапевтическом плане выбор модусов «трикстерство» и «авантюризм» в группе молодых испытуемых, на наш взгляд, должен вызывать определенные опасения как феноменологический признак невзросления, «бегства от взрослости».
«Я – это я»: приватное пространство личных историй
…Если возникнет необходимость, всю жизнь можно уложить в одном-единственном чемодане. Спросите себя, что вам действительно нужно, и ответ удивит вас самих. Вы запросто отбросите неоконченные проекты, неоплаченные счета и ежедневники, чтобы хватило места для фланелевой пижамы, которую вам нравится надевать дождливыми вечерами, камушка в виде сердца, подаренного вашим ребенком, и потрепанной книжонки, которую вы перечитываете в апреле каждого года, потому как влюбились, когда читали ее впервые. Оказывается, важно не то, что вы накопили за долгие годы, а то немногое, что вы можете унести с собой.
Психологическая реальность, очерчиваемая значениями, смыслами, концептами, образами, переживаниями, образует внутреннее, почти потаенное пространство, которое человек привычно соотносит с самим собой. Это – своеобразная «обитель души», его приватное пространство.
Литература дает нам многочисленные примеры попыток лингвистическими и художественными средствами очертить это пространство. Так, известные метафоры «душа не на месте», «выйти из себя», «места себе не находить», «уголок души», «тайники души», «дно души», «глубина души» и др. говорят о том, что людям свойственно переживать свою аутентичность в пределах некоторых сугубо внутренних пространственных и временных характеристик.