Книга Чертова гора - Луис Ламур

– Я ждал тебя, – задумчиво заговорил Таззок. – Наши познания очень скудны. Наш мир оторван от всего. К западу от нас нет ничего, кроме пустыни.

– А там кто-нибудь путешествовал?

– Нет, что ты! Это запрещается. Мы не знаем, что находится дальше. Рука говорит, что, кроме нас, там больше никого нет. Совсем никого. Задавать вопросы не принято, но мы же видим старые руины, и некоторых из нас это интересует. Говорят, что мы живем сегодня и будем жить завтра. Прошлое осталось позади, и мы не оглядывались назад. -Здесь он сделал небольшую паузу. – Я – Хранитель Архивов, которые когда-то были нужны всем. Теперь о них никто не вспоминает. А я боюсь напомнить – вдруг их возьмут и уничтожат? – Он понизил голос и с опаской огляделся, будто бы боялся, что их разговор может кто-то подслушать. -Обо мне тоже все давно позабыли, но я все же хочу знать! Я изучаю наши Архивы, и у меня возникает так много вопросов! Мне не с кем поговорить об этом, я…

– Ты можешь говорить со мной, но неужели там и правда больше нет никого? Никого из тех, кто подобно тебе, хотел бы знать и помнить?

– Конечно есть, но только они боятся говорить об этом. У Руки повсюду шпионы. – Он сел на большой валун. – После моей смерти не останется никого. – Он поднял глаза на Раглана. – Обычно дело отца продолжал сын, но у меня нет сына. Двери закроются, и Архивы будут забыты навсегда.

– Мы должны сохранить их. Это же бесценные летописи.

Они сидели на камнях под теплыми лучами солнца.

– Я думаю, ты правильно говоришь. Мы, те, кто стали их Хранителями, тоже верим в это.

Таззок на мгновение закрыл глаза.

– Как хорошо… это ваше солнце. Такое яркое, теплое…

– А ваше солнце не яркое?

– Нет, что ты! Наше совсем не такое! Наше небо никогда не бывает… как вы это называете… ясным?

– Итак, ваши Архивы. И что же, никто так никогда и не приходит? Совсем-совсем никто?

– Крайне редко. Вот когда-то очень давно их посещали многие – тогда еще Голос мог говорить.

– Голос?

– Это было то, что вы называете оракулом. Голос вещал, что должно случиться, а мы стояли молча и слушали. Голос правил, Голос предсказывал, а Рука делал то, что говорил Голос. Потом Голос стал неясным, и тогда Рука стал разъяснять, что собирался сказать Голос. Через какое-то время Голос совсем замолчал, и у нас остался один лишь Рука.

– Ты сказал, что обычно люди приходили, когда вещал Голос. Какая существовала связь между Голосом и Архивами?

– Место, где хранились Архивы, было, как это у вас принято называть, храмом. Такое место, где молятся. – Замолчав, Таззок обернулся к нему. – Каждому человеку иногда нужно побыть в тишине. Всем нужно молиться – остаться в тишине и говорить с самим собой, выразить свои желания, сказать самому себе, каким ему хочется стать. Кое-кто из наших людей верил в старых богов, кто-то нет, но только всем им было необходимо молиться.

Все, что говорил Таззок, отнюдь не было лишено здравого смысла. Древнейшие памятники письменности были обнаружены как раз в храмах, где велся учет уплаты десятин или жертвоприношений богам. Подобный порядок был принят в Уре Халдейском, в Вавилоне, в Ниневии, в Тире.

Выходит, что в мире, где жил Таззок, на смену Голосу пришел Рука? Переворот? Или же Голос просто изжил себя? Нечто подобное произошло в свое время в Древней Греции с Дельфийским Оракулом, и, возможно, случившееся можно считать явлением исторически закономерным.

– А как же эти ваши Архивы? Ты можешь сказать, например, события скольких лет они охватывают?

– О да! Конечно, не могу сказать, что знаком с ними от и до, но все-таки кое-что об их происхождении мне известно. Самые ранние таблички были глиняными – списки десятин, уплачиваемых храму. Некоторое время спустя, кроме привычных записей, на них стали появляться символы, указывающие, что тот или иной из плательщиков, не успевающий заплатить в срок, сделает это позже. Затем появились списки того, чем владеет храм; из некоторых можно было узнать, что и где хранится.

Потом появилась и первая жалоба от человека, которого, как ему самому казалось, обложили слишком большим налогом; он рассказывал о принадлежащей ему земле, о своем доме и имуществе, о том, какой налог он сможет реально заплатить. Слов становилось все больше. Наш язык развивался.

Архивы огромны. В них тысячи глиняных и высеченных на камне табличек. Еще множество полок занято тонкими деревянными дощечками, которые также использовались для письма – вместо глины, что было намного удобнее.

Когда-то давным-давно было назначено двенадцать человек, которые должны были заботиться об Архивах и беречь их. Среди этих двенадцати члены моей семьи являлись самыми главными. А потом они начали умирать один за другим или же были куда-то отосланы; наконец я остался совсем один. Вот и брожу среди своих Архивов, словно никому не нужная тень.

– А не пытался ли кто-то проникнуть в Запретную Крепость?

– А кому это надо? Все боятся. Идут только те, кто должен. Остальным даже подумать об этом страшно.

И тут Майк вдруг вспомнил о карте, перерисованной старым ковбоем. Ведь у него сохранилась эта копия. Есть ли на карте Запретная Крепость?

– А среди твоих Архивов, – осторожно поинтересовался Майк, – есть план того места?

– Конечно. Наши древние правители с большой точностью составляли планы. В Архиве есть полка, на которой хранятся только карты, планы каждого дома, каждой комнаты. Не отмечены на них только Врата Смерти.

– Чего-чего?

– Понимаешь, это же Запретная Крепость. Каждый знает, куда он должен идти, и ничего кроме этого. Только один Рука знает все. Поэтому любая из дверей, которую ты там открываешь, может оказаться ловушкой. Их там много, они повсюду.

– Ловушки? Но как они действуют?

– Когда дверь открывают, в комнатах темно. И до тех пор, пока дверь не закроется, свет не загорится, так что если ты попытаешься пройти в незнакомое место, куда тебе входить не следует, ты запросто можешь попасть в ловушку. После того, как дверь закрылась, обычно включается свет, но в западне света нет, и там нечем дышать. Когда человек ошибается дверью, он оказывается запертым и выбраться обратно не может. Ведь снаружи не слышно, что происходит за закрытой дверью. – Таззок с торжествующим видом разглядывал Майка. – Ошибка означает смерть. Никто не будет искать пропавшего. Всем все равно, так что нет нужды в стражниках. Если кто-нибудь заподозрит в тебе чужака, никто не станет вмешиваться. Все равно рано или поздно ты сам войдешь не в ту дверь.

– И как велики эти камеры? Эти ваши комнаты?

– Кто знает! Ведь назад оттуда не возвращался никто.

– И никому за столько лет не удалось бежать?

– Это невозможно. Каменные стены в несколько футов толщиной. А без воздуха человек умирает.