Книга Банк - Дэвид Блидин

Когда Инструмент № 2 закончил литанию[46] вопросов, я потянулся за пальто.

У Инструмента № 2 вырвалось испуганное:

— Ой, куда же вы уходите?

— Выйду ненадолго.

Инструмент № 2 не смог это пережить: его взгляд панически заметался по кабинету.

— Но как же, мне же нужно сделать все эти расчеты к завтрашнему утру! Ведь Британский Чокнутый сказал, что расчеты потребуются ему с самого утра, и если у меня, ну, возникнут вопросы…

Интересно, я тоже был таким чмо, когда начинал здесь работать? Оглядываясь назад, признаю — пожалуй, даже худшим.

— Успокойся, — сказал я как можно спокойнее и увереннее. — Продолжай вводить данные, я через несколько часов вернусь и все проверю.

— Но, но… — задохнулся Инструмент № 2.

Жестоко было вот так его оставлять, но я уже на двадцать минут опаздывал на встречу с родственниками, а ехать предстояло через полгорода.

— Сделай что сможешь. Если возникнут вопросы, обращайся к Блудному Сыну. В конце концов, он теперь вице-президент.

— Но он… э-э-э… его же никогда не бывает…

Я надел пальто и вышел.

«Дом императорского дракона», большой ресторан в самом чреве Чайнатауна, постепенно пришел в упадок после четырех десятков лет существования: с потолка свешивались безвкусно-яркие бумажные фонарики, посетителям улыбались пластиковые пузатые Будды, расставленные вдоль стен, а возле входа красовался маленький пруд с тщедушными золотыми рыбками, которые едва шевелились в зеленой воде, словно словившие кайф или пьяные. Фирменное блюдо — жареный рис под названием «Семь сокровищ», — жалким комком лежавшее на тарелке, выглядело не более презентабельно, чем обстановка. Два сокровища я идентифицировал — волокна куриного жира и полужидкая морковь, но пришлось бы заказывать настоящее исследование, чтобы назвать пять других. В любом случае в «Дракон» каждые два месяца мы ходим не из-за еды: здесь впервые встретились мои в ту пору двадцатилетние родители, амур пустил стрелу прямо по-над тарелкой с жирным вон-тоном[47], и с тех пор сие культовое место связано у предков с ностальгией по невозвратным временам.

Хотя «Дракон» оказался почти пуст, нас почему-то усадили рядом с шумной семейкой из разряда тех, что заставляют всерьез задуматься, стоит ли вообще обзаводиться потомством. Лепечущий младенец справа от меня, пожалуй, был лучшим из их выводка — он всего лишь расковырял фаршированное яйцо и вылил на скатерть сливовый соус, пока родители ругали двух отпрысков, сидевших напротив.

Я помешивал студенистый «горячий и кислый суп», морщась от начинающейся мигрени. Как только родители умудряются любить эту дыру и упоенно смотреть друг на друга, словно глупые втюрившиеся подростки? Наконец мама оторвалась от игры в гляделки и смущенно мне улыбнулась:

— Ты пойдешь на спектакль Анни в среду вечером? Мы уже купили на тебя билет.

Я поднял глаза от супа.

— А? Знаете, я никогда не планирую культпоходов во время рабочей недели.

Мама пожала плечами:

— Не понимаю, почему нельзя сказать в Банке, что ты уходишь на несколько часов. Ведь речь идет об Анни!

Анни — внучка моей троюродной тетки. Никак не возьму в толк, с какой целью мама это делает. Всякий раз, когда мы собираемся вместе, меня тянут то на пьесу, то обмывать чей-нибудь диплом, то навещать малолетнего родственника, порезвившегося в детском игровом комплексе и загремевшего в больницу со сломанной ногой. Неужели трудно смириться с очевидным — с понедельника до четверга я никуда не могу пойти, да и большинство уик-эндов под вопросом! Почему мама не хочет быть бастионом надежной поддержки, которая мне сейчас так нужна! Почему бы ей не окутать меня материнским теплом и не сунуть обратно в матку? Кроме шуток, я прошу родить меня обратно. Ничто не обеспокоит меня в мягком розовом коконе, кроме журчания телесных соков и приглушенного умиленного воркования родственников.

— Ты прекрасно знаешь почему. Нечего и спрашивать, — ввернул папа, шумно втягивая жареную лапшу чау-мейн. — Начальству он не прекословит. Никогда не пробовал и никогда не будет.

— Что ты хочешь этим сказать, черт побери?

Родители обменялись многозначительными взглядами.

— И вы туда же?

Девочка за соседним столом взвыла, когда братец принялся колотить ее по голове бутылкой соевого соуса «Киккоман».

— Значит, вы считаете меня бесхребетным?

— Что тебе сказать? — нахмурился отец. — Доказательства налицо.

— Но я же сижу здесь сейчас?

— А когда мы в последний раз тебя видели? Три недели назад?

— Пять недель, — поправила мама, ткнув ложкой в мою сторону. — Два часа в среду вечером — неужели мир от этого рухнет?

— Вижу, вы считаете, будто мне ничего не стоит отлучиться с работы, но все не так просто…

Отец насмешливо закивал:

— Боже упаси, чтобы ты отсутствовал за компьютером целых два часа. Армагеддон наступит! Рыночная экономика рухнет! Все разорятся! Валовой внутренний продукт исчезнет!

— Меньше дураков будут выбрасывать по пять баксов за чашку латте в «Старбаксе», — фыркнула мать.

Я ушам своим не верил. Вечером в понедельник сижу в ресторане, трачу ценнейшее время, предназначенное для натаскивания Инструментов, а надо мной издеваются и высмеивают за то, о чем мечтает любой родитель: чтобы чадо засучило рукава, устроилось на работу и перешло на самообеспечение. Вместо сочувствия, которого я жажду всем сердцем (о, эта сладкая, сладкая жалость), я получаю ничем не заслуженное презрение?!

Справа послышался оглушительный фаянсовый взрыв: мальчишка спихнул со стола тарелку с уткой му-шу. Младенец засмеялся и захлопал в ладоши, горе-родители сорвались со стульев. От поднявшейся суматохи моя головная боль достигла апогея, и, не имея сил дольше терпеть этот бардак, я рявкнул на весь зал:

— А не заткнуться ли вам всем, да побыстрее?

Получилось громче, чем я хотел. Значительно громче. Все замерли: родители за соседним столом, мои родители, официанты в дурацких широких поясах-шарфах и пиратских жилетках и младенец с соплей, висевшей из одной ноздри.

Все ожили, когда глава семейки Адамсов сжал кулаки:

— А ну, повтори!

— Он не хотел никого обидеть, — сказала моя мать с извиняющейся улыбкой и покрутила пальцем у виска. — Болезнь де ла Туретта, знаете ли.

— Спасибо, — буркнул я.

К нам тут же подсеменил китаец в белом смокинге — должно быть, один из тех, кто готовил рис неисчислимых сокровищ, и быстро заговорил: