Книга Право на безумие - Аякко Стамм

– Мне женщина нужна, – повторил гражданин фразу, которую Нюра уже склонна была считать показавшейся ей.

– Что? Какая женщина? – недоумённо, всё ещё надеясь на слуховую галлюцинацию, переспросила Нюра.

– Самая обыкновенная… – красивая и добрая…, такая как вы…

Нюра от удивления и неожиданности раскрыла рот, желая сразу же и наотрез дать отповедь этому дерзкому нахалу. Но слова негодования никак не желали выстраиваться в правильные, убедительные, а главное утвердительные предложения, только разрозненно метались вокруг языка, спутывая его, сковывая коварным, предательским косноязычием. К тому же «красивая и добрая», хотя и не смело, осторожно, легохонько, но как ни крути, всё-таки несколько скрашивали «самая обыкновенная».

– Да вы что?! Что это вы себе позволяете тут, молодой человек?! – наконец вылупилось из раскрытого рта. – Да… как вам не стыдно… даже …?!

– Вот я так и думал… – перебил гражданин, – так я и предчувствовал…, что вы непременно увидите в словах моих какую-нибудь особую, нехорошую цель. Но, ей-богу, кроме удовольствия познакомиться, у меня нет никакой иной цели…

Взгляд его был настолько невинен в эту минуту, а улыбка до того без всякого оттенка хотя бы какой-нибудь затаённой пошлости, что Нюра вдруг успокоилась и как-то невзначай другим образом посмотрела на своего визави; вся перемена взгляда совершилась в одно мгновение.

– И вот, ей-богу же, – продолжал странный мужчина, – хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях и правилах, ни вообще как здесь люди живут, но я так и думал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Я и в женщинах-то ничего до сих пор не знаю… Вот вы, наверное, подумали, что мне женщина нужна непременно для секса? О нет! Нет! О, как вы ошибаетесь на мой счёт, уверяю вас!

Он уже говорил громко, с каким-то особым внутренним волнением и даже надрывом, которого вовсе не пытался скрыть. Он даже встал для убедительности и, отступив на шаг в проход между рядами кресел, продолжал, нисколько не смущаясь присутствием и невольным вниманием к его монологу других пассажиров троллейбуса.

– Мне не секс нужен от вас, вовсе нет! Если бы секс…, я бы никогда… ни за что бы не решился… вот так прямо сказать! Да что вы?! Да разве ж это возможно… вот так взять и сказать про секс?! Я бы ни за что… никогда!… уверяю вас… Я и секса-то никакого не знаю, и не было ничего… хм, наверно, поэтому…, и женщины никогда не было… Я лучше умру…, провалюсь лучше под землю, чем вот так вот!!! Уверяю вас… Не-ет… Со мной так нельзя! … Нельзя так…, без любви-то! … Да как…, как же это?! … Как же это возможно-то?!

Мужчина вдруг приблизился, присел на корточки рядом с Нюрой и заглянул ей прямо в глаза, в которых всё ещё жили, никак не высыхали насовсем в последние часы этого вечера слёзы.

– Вы расстроены? Я обидел вас? Простите же меня…, видит Бог, я не хотел, – говорил он еле слышно.

– Сядьте же вы, – сказала Нюра тихо. – На нас ведь смотрят все.

Он будто только сейчас сообразил, вспомнил, что они находятся в троллейбусе, полном уставших от трудовой вахты пассажиров. Гражданин медленно встал, озираясь по сторонам, виновато улыбаясь и прося прощения у всех, будто от их снисходительности зависела вся его будущность. Те улыбались ему в ответ, извиняли, сами извинялись за то, что стали нечаянными свидетелями его откровения, кое-кто даже тихонечко всплакнул. Мужчина сел на своё место и, отвернувшись к окну, затих.

Нюра смотрела на него теперь уже с интересом и никак не понимала, зачем ей всё это сегодня. А ведь для чего-то, для какой-то неведомой пока цели и девочка, и этот странный мужчина были ей нужны, специально оказались тут. Странно, очень странно было это внезапное осознание того, что не она им, а именно они ей нужны.

– Так и знал… – проговорил мужчина как бы сам в себе, потом кинул мимолётный взгляд на Нюру и, убедившись, что его слушают, снова уставился в окно, как ни в чём не бывало. – Так и знал, что срежусь… Ведь знал же, знал… Мммм.

Нюра молчала, продолжая наблюдать за странным знакомым. Теперь не только с интересом, но и со вниманием, поскольку уж если ЕЙ это нужно, то неплохо бы узнать, зачем. А впечатлительный гражданин будто догадался, будто только того и ждал, что молчаливого одобрения своего общества. Он резко подался вперёд, поближе к женщине и тихо, почти шёпотом, словно великую тайну продолжил свою исповедь.

– Я вообще никогда не знакомлюсь с женщинами… Не умею… Даже если хочется… Даже если нравится… и тянет… На меня словно ступор какой-то находит… и давит как мельничный жернов… Словно сила какая-то…, нет сразу две силы – одна к ней, а другая ни-ни, не смей… Нет, не умею я знакомиться с женщинами… Страшно…, а вдруг подумают…, вот как вы сейчас. Нет…

– Зато у вас, наверное, много друзей мужчин? – почему-то вслух предположила Нюра.

– Нет! Что вы? Вовсе нет! – махнул тот рукой. – С мужчинами я вообще не знаю, как себя вести. Знакомиться могу, а дальше… не знаю. Мне не интересно с ними…, а им, наверное, со мной – футбол я не смотрю, о бабах хвастаться не люблю…, да и нечем мне…, водку пить…, я пьянею быстро… и спать ложусь. Женщины совсем другое дело…, они…, они совсем другие. Я даже в секту одну записался, чтобы познакомиться с женщиной, но… – и он снова махнул рукой.

– А что же вам от меня надо? – спросила Нюра, улыбнувшись впервые в течение этого разговора. – На меня ваш ступор не распространяется?

Мужчина отвёл взгляд, опустил голову и задумался, будто в глубине своего подсознания пытаясь отыскать ответ на этот вопрос.

– Вы не такая, – вдруг нашёлся он и снова поднял глаза. – Вы инопланетянка…

– Кто???!!!

Нюра была готова к чему угодно, любой ответ был бы ей понятен и заранее ею оправдан. По большому счёту его ответ её вообще не интересовал, а свой вопрос она задала просто так, машинально. Но то что она услышала, ввергло в ступор её саму.

– Вы думаете, я идиот? – спросил мужчина, и в глазах его было столько искренности, столько детской простоты и какой-то котёночьей доверчивости, что обижаться на него было никак невозможно.

– Нюра, Нюра, ну разве вы не видите, что он совсем как маленький, только… большой, – зазвенел от окна детский голосок.

Оба посмотрели на девочку. Та повернулась всей своей фигуркой к Нюре и, сложив ладошки лепесточками, как делают когда хотят показать что-то маленькое, умоляющими глазками взирала на женщину.

– Да, – согласился с девочкой мужчина. – Я не сумасшедший, – он перевёл глаза на Нюру и тихо улыбнулся, – я взрослый ребёнок. Так мне все говорят. Такой же, как она, – кивнул он в сторону девочки, – … и как вы.

Троллейбус мчался дальше по впадающей постепенно в ночь Москве. Пассажиры выходили на своих остановках, освобождая место для вновь входящих, сменяли друг друга на вахте беспрерывного, кажется, ни на минуту не замирающего московского бдения. Лишь эти трое – женщина, мужчина и девочка – оставались неизменно постоянными в этом суетном мире, как и сам маленький мир вокруг них, нечаянно сотканный из тончайших нитей человеческого взаимопонимания. Нитей хрупких, часто не замечаемых досужими торопыгами и разрушаемых ими ежечасно, но вновь созидаемых чьей-то всесильной волей. А вдруг остановятся, вдруг заметят, вдруг успокоятся. Вдруг… Иным удаётся. Тогда жизнь перестаёт казаться сплошным, беспрерывным кошмаром. Тогда этот конкретный вечер, а может быть и последующая за ним ночь обещают стать незабываемыми, знаковыми, дающими новое начало всей последующей жизни.